– Только груз греховных уступок за счет собственной совести гнетет, не давая тебе вырваться с этих тисков.
– Ты чувствуешь, как приходит облегчение?
– Чувствую.
– Вот и славно. Впереди еще ждут другие испытания. – успокоил кто-то. – Ты справишься. Ты сильная.
V
И странно: мне любо сознанье,
Что я не умею дышать;
Туманное очарованье
И таинство есть – умирать…
Я в зыбке качаюсь дремотно
И мудро безмолвствую я:
Решается бесповоротно
Грядущая вечность моя!
О. Мандельштам
Среди всех масок выделялась одна. Это была маска смерти, которая оказалась самой сложной по рисунку. Она представляла собой абсолютное разрушение, разложение тела, опустошение души, лишение дыхания. Полное прекращение самого существования. После осознания этой маски человек становился вне смерти. И жизнь, и смерть для него были бы лишь тенью, отбрасываемой светом существования. Черная бездна глаз маски поблескивала подобно обсидиану, пока наблюдала за мной. По спине моей пробежал холодок, и я сглотнула, прогоняя внезапную дурноту. Со страхом и болью я чувствовала, словно вся моя жизнь тоненьким лучом переходила в глаза маски. Мне даже показалось, что я становлюсь чужой для самой себя, опустевшей и безгласной – почти мертвой. У меня бешено колотилось сердце, резко ослабли ноги и похолодели руки, очень сложно объяснить, но я как будто бы почувствовала, как эта маска ложиться на мое лицо.
– Как ты меня достала, – в сердцах сказала я. – Что тебе нужно от меня? Я и так боюсь тебя, так ты еще и ходишь за мной по пятам. Долго ли будешь меня преследовать?
– Она не преследует. Это ты к ней стремишься.
– Ну, да! Делать мне нечего – стремиться к ней. Я, наоборот, стараюсь убежать от нее, а она преследует меня всюду.
– Отрицание жизни после смерти, то есть вечной жизни, приводит людей к греху через соблазн сиюминутной выгоды в сиюминутной жизни. Смерть не приносит боли.
– А кто причиняет боль? – спросила, поеживаясь от страха. – Что вы хотите от нас, смертных?
– Ничего!
– Я не хочу умирать, – невольно слезы хлынули из глаз, и больше не сдерживаясь, я заплакала навзрыд, – я еще не такая старая, чтобы идти сюда. Я еще хочу жить, видеть и радоваться жизни.
– Живи! Тебя пока никто не собирается забирать, – голос звучал спокойно и хладнокровно.
– А маска смерти почему тогда за мной ходит?
– Она за всеми ходит.
Глаза маски смерти словно смотрели из глубины веков, взирая на меня, проникая в самые потаенные глубины моей души, мерцали то золотом, то надменностью в своей истине. Не дыша, я вглядывалась в черные глаза маски, парившей среди других масок. От страха перед ней я беззвучно плакала, все еще борясь с душевной болью и удерживаясь на ногах. Все страхи втекали в самый большой страх – страх смерти.
– Смерть – это лишь отделение души от физического тела. Это отправная точка для новой, более совершенной жизни, – бормотала я, и мне показалось, что я вижу смерть, ощущая на щеке ее равнодушное холодное дыхание, заглядывая в бесконечно мудрые и безразличные глаза. И мне стало страшно.
– Я не хочу умирать! – уже который раз я твердила как мантру. – Мне страшно! – Я испуганно пробормотала: – Неужели смерть неизбежна?!
– Самая страшная смерть – душевная. Легкой смерти достойны только те, кто старается контролировать себя и свое эго.
Люди думают, что на свете существует одна только смерть, одинаковая для всех. На самом деле в мире их несколько. Две из них – это смерть естественная, от которой должны умирать люди, и смерть неестественная, которой в действительности умирают почти все. Смерть, которую видят врачи ежедневно, – это мучительная смерть, сопровождающаяся предсмертной агонией. Она наводит на человека страх и ужас, лишая его самосознания и заставляя бояться и трепетать от приближения смертного часа. Эта смерть превращает тело человека в смрадный труп, который в короткий срок превращается в зловонную массу, кишащую червями. Но, есть смерть душевная и духовная. Человек все время сохраняет полное самосознание. Разложение тела после душевной смерти совсем не такое, какое бывает при естественной смерти. Там духовное гниение, сопровождающееся известным страшным запахом.