И, конечно, Николай Германович. Дядя Коля, который в то время жил в Ташкенте. О, какое мощное влияние оказал на меня этот человек! Брат отца пристрастил меня к восточным единоборствам, которые сам очень любил. Дядя учил меня боевым искусствам. Брал меня за руки и говорил:

– Вырвись, выпусти себя. Чувствуешь, как энергия идет?

Он подарил мне нунчаки. Я видел, как он их делал. В доме был старый стул из ореха. Дядя Коля мастерски обстрогал ножки, и получились ровные гладкие палки. Затем он свил веревку, просверлил в палках отверстия, продел в них верёвку, прибил её гвоздиками и залил всё это чем-то вроде смолы. И показал мне, что они умеют, эти бывшие ножки стула… Я был заворожён, околдован, сражён наповал. На какое-то время нунчаки захватили меня с головой.

Тема единоборств обволакивала меня со всех сторон. В лагере вечерами шёл прокат фильмов – в основном крутили боевики. Я с внутренним замиранием и раскрытым от восторга ртом следил за тем, как красиво побеждали своих недругов герои Брюса Ли, Джеки Чана, Стивена Сигала, Чака Норриса, Жан-Клода Ван Дамма и т. д.

– Ну, кем ты будешь, когда вырастешь? – интересовался, бывало, кто-нибудь из друзей семьи. Самый что ни на есть привычный вопрос взрослого любому ребенку, на который я, насмотревшись фильмов, всегда с готовностью отвечал, будто от зубов отскакивало:

– Полицейским в Америке!

Я был уверен, что это будет круто – защищать тех, кто слабее тебя. Стать супергероем в блестящих доспехах. Даже когда смотрел простой футбол, из принципа болел за более слабую команду – кто же за них поболеет, если не я? Может, моё желание, чтобы они выиграли, каким-то образом поможет им обойти соперника и забить гол?

Не всегда и не все без исключения меня поддерживали.

– Лучше бы в шахматы играл, – время от времени слышалось то с одной стороны, то с другой.

Я и играл, кстати. Просто играл, потому что было интересно.

В школу номер пять, которая располагалась прямо у нас во дворе, меня не взяли – посчитали не вполне достойным этого заведения. На предварительной беседе спросили, когда у меня день рождения. Я назвал число и месяц, а год не вспомнил. Не взяли. И хорошо, что не взяли. То была самая жёсткая школа, окончив которую, дети редко поступали в учебные заведения выше ПТУ. И тогда папа устроил меня в другую – элитную – школу номер тридцать. Каждое утро я отправлялся туда – сначала пешком, потом на троллейбусе. Но бывали золотые деньки, когда в школу меня подвозил папа на своем рабочем уазике. Появлялся я тогда около школы крайне эффектно, чувствуя, как отец любит меня, как заботится о том, чтобы у меня всё было хорошо. Это придавало уверенности.

Сначала всё было тихо-мирно. Начальные классы, замечательная учительница Лилия Алексеевна, которая всё объясняла, показывала, была очень дружелюбной. А вот потом, в средней школе, классный руководитель Анжелика Геннадьевна меня невзлюбила, потому что я не стеснялся высказывать свое мнение, когда представлялся такой случай. К нам в 7 класс пришла новенькая по имени Катя Ситникова. Я смотрю: красивая, скромная, хорошенькая девочка, а я такой веселый, задорный. Подхожу к ней, эдакий мачо в яркой рубашке с иголочки, с модной прической:

– Ты меня держись. Никто не тронет, – и предложил ей сесть со мной за одну парту. Она с удовольствием согласилась. Но на следующий день во время урока случился изрядный облом – классная руководительница вызвала меня к доске и на весь класс стала выговаривать:

– Что это за рубашка, что за прическа у тебя, Стас?

Она крайне пренебрежительно окинула меня своим взглядом, показывая всем видом как я её раздражаю.