Шли месяц за месяцем, я продолжал ходить к сотруднику службы пробации[18], рассказывая ему то, что он хотел услышать – что я не рецидивист, что тот случай был единичным. Если говорить честно, офицер пробации, когда я рассказал ему полную историю, понял, почему я так поступил.

Когда я прошел курсы по управлению гневом, я начал отрабатывать часы общественных работ. Это проходило каждую пятницу. Мы занимались разными делами: рисовали, следили за клумбами, готовили. У нас были надзиратели по каждой работе. Они разрешали заниматься чем угодно, лишь бы ты отработал план. Я не любил садоводство, поэтому меня к нему не принуждали. Я перекрашивал стены, мыл доски в школе. Когда учился сам, ни за что бы не подумал, что мне придется заниматься этим.

Несколько недель я работал в общественном центре, окрестности которого напоминали свалку. Мы ходили туда каждое воскресенье и старались привести в порядок клумбы, сажали цветы и просто вычищали округу. К счастью, нам разрешалось носить что хочется, а не этот нелепый пиджак, в котором люди воспринимали тебя как уголовника.

В другой раз я готовил еду пенсионерам. Я шел в спортивный центр, где они собирались на воскресный ужин, и помогал повару готовить. Также разносил еду и мыл посуду. Это было одним из немногих случаев, когда общественные работы были действительно полезными.

Разумеется, никто не хочет ставить себя на место человека, принужденного к общественным работам за преступление. Я жалел, что теряю воскресенья, но и хорошие события происходили в это время – я встретил там одного из моих лучших друзей.

Грант Уиллхаус стал последним, кто вступил в «клуб переростков» – так в шутку называла компанию близких мне друзей Бэкки, моя жена. Впервые наши пути с Грантом пересеклись в столярной, в общественном центре. Я делал там доску для шахмат с клетками белыми и голубыми – в стиле «Шеффилд Уэнсдей». Такую доску можно было продать в Хиллсборо, так как подобной атрибутики не было. Грант купил у меня эту доску, поскольку был большим фанатом «Шэффилда».

Рэнс и Риджи, мои друзья по бару «Олд-Блю-Болл», были оставшимися двумя членами «клуба переростков». Все они были из Шеффилда, и все мы познакомились, когда я еще был никем. Они приходили на все матчи, на которые только могли. Люди, с которыми я играл на любом уровне, всегда прекрасно ладили с этой компанией, когда мы зависали у меня.

Когда мне сняли браслет, я смог наконец проводить время с «переростками» и другими моими друзьями. Снова став свободным, я поехал со «Стоксбриджем» в традиционный, знаменующий окончание сезона тур в Блэкпул. Там у меня опять была стычка с полицией, но на этот раз все обернулось забавно. Было утро субботы, мы только приехали и пошли в бар. По дороге я купил страшную маску. Я надел ее, и первыми двумя людьми, которых я решил напугать, были копы. Я выпрыгнул на них из-за двери магазина. К счастью, у них было чувство юмора, но я не думаю, что Гэри был доволен моей выходкой.

Но вот прошло некоторое время, и у меня снова появились проблемы с законом – в баре Малин-Бриджа. До сих пор не могу сказать, что привело к этому событию и кто в этом виноват, потому что случилось оно, как говорится, на ровном месте. В общем, ад может успокоиться: мне повезло, что я тогда не потерял глаз.

Вечеринка была в самом разгаре. Там были деревянные доски, прикрывающие сукно стола для снукера, чтобы ткань не стиралась. К сожалению, на моем лице такой вот защиты не было. Около минуты я болтал с Дэнни Херстом, моим товарищем с фабрики и по команде паба «Анвил». И от него я узнал – и тут же понял, – что меня ударили. Я рванул в туалет и посмотрел в зеркало на свое лицо, покрытое кровью. Когда я вышел, это было похоже на сцену из фильмов про Дикий Запад – люди разбегались от меня.