И видимо ко всем этих местным реалиям и относились слова Глеба, на чьём пути, вначале к отдыху – получение номера в отеле, а затем к производственному месту – в банк, встало столько препятствий. Так он сперва очень нервно улыбался, стоя в холле отеля, когда администратор вначале с сомнением изучал их удостоверения личности, а затем с подозрением интересовался их финансовыми возможностями, которых может быть недостаточно для размещения в их респектабельном отеле всякой деревенщины (это уже Глеб прочитал по глазам администратора), а теперь здесь стоя у здания, и не простого, а инвестиционного банка, он уже чувствовал поджилками, что его ждёт не пробивная на чувства и мысли, сладко улыбающаяся физиономия человека за стойкой, чья уверенность подкреплена находящейся под рукой крепкой охраной.

И разве он поверит, если ты на его полный презрения вопрос: «А ты кто такой?», – невозмутимо ответишь: «Я инвестор!». Да он тут же нажмёт кнопку экстренного вызова всех значимых людей в банке, и всё для того, чтобы при всех у тебя поинтересоваться, а в какую область экономики желает инвестировать свои огромные средства этот, сразу видно, что очень крупный инвестор. На что Глеб, показывает себя как дальновидный инвестор, немедленно дав свой несколько трагический для лица человека за стойкой ответ.

– В фундаментальную науку! – громко заявил Глеб, сопроводив свои слова кулаком в нос человеку за стойкой, который в тот же миг оказался на своём рабочем месте, за стойкой. И хотя презентация Глеба на этом простом примере, эффективно показала, что инвестиции в науку не просто блажь, а имеют свою окупаемость, – человек за стойкой, за совсем короткий промежуток времени, стал человеком учёным, и теперь его классификация стала несравненно выше, нежели до встречи с кулаком Глеба, – всё же все эти значимые люди в банковской среде, видимо испугавшись за своё тёплое место и большой конкуренции, а также побочных следствий таких инвестиций в науку, – если люди будут умнеть на глазах, то тогда как их убеждать кредитоваться по их интересному проценту, – назвав его гомофобом, а не хомо сапиенсом, что было бы вернее, дали от ворот поворот, так и не ставшему инвестору Глебу.

И видимо всё это Глеб, частично используя своё воображение, умственно заглянув через его витражи стёкол в глубины застывшего в стекле (и это остекленение, не только есть своеобразная дань инженерной мысли строителей, но и физическая проекция фундамента мысли на которой держится всё это строение, и с которой оно смотрит на окружающий мир – без намёка на чувства, со стеклянным взглядом) здания банка и увидел.

– А там есть, где разгуляться. – Несколько туманно поясняет Глеб то, что он увидел там за облаками.

– Ну, это я и без тебя вижу. – Не испытывая большого довольства, сказал Тиша.

– Я думаю, что нам не помешает поискать запасной вход. – Глядя на массивную с золотым оттиском табличку на дверях, при входе в здание банка, сказал Глеб.

– Зачем? – спросил в ответ Тиша, тем самым выказав себя на удивление наивным человеком, которого теперь у Глеба сомнений не было, точно внутрь не пустят.

– Чтобы время зря не тратить. Тем более, если ты не забыл, то его у нас не так уж много. – Сказал Глеб, намекая на те, предваряющие их приход сюда обстоятельства заселения в отель. Куда между прочим Тиша, даже не встреться им в пути тот тип с кейсом и так планировал заселиться – он почему-то не рассчитывал на то, что вопрос с работой Анни решится за одну лишь его с ней встречу и поэтому приготовился к долгой (примерно на выходные дни) осаде этой неприступной крепости – самоуверенности Анни.