Даниела начала усиленно меня соблазнять. Однажды она лежала в ванной с распахнутой дверью. Коридор вел в мою комнату. Я шел по нему и остановился посмотреть на нее. Я закрыл глаза и быстро пошел к себе. Психотеррор. Я не видел решения. Все, что бы я не сделал, было бы ошибкой. Мы с Даниэлой были пушечным мясом для Маркуса. Я знаю, если бы между мной и Даниэлой это произошло, то он сразу же бы все рассказал Габриеле и секте.

Его воздействие на меня усиливалось, он не только концентрировался на наших с ним нездоровых отношениях, но и распространял слухи обо мне. Чудовище в нем проявлялось все больше и больше. Когда я заделал силиконом столешницу на кухне, он взбесился.

„Это мое дело. Ты все делаешь не правильно! Ты сделал все по-дурацки!“

Я испугался его. Он потерял контроль над собой и разорался, раскапризничался, как малый ребенок. Я снова увидел этого монстра без маски.

Как то раз я отправил ему по мобильному безобидное послание, которое заканчивалось „ 9:00“ Он так долго это обсуждал! Он совершенно не мог справиться с этим. Его мозг не мог соединить эти две цифры воедино, наверное, потому, что я соединил их чувством.

Через два часа я застал его в его квартире, и он все еще пялился на телефонный дисплей. В обеих углах его рта пенилась слюна. Углы рта были безобразно изогнуты и вибрировали. Он злился, что не понял, как я сам мог назначить время. Это зрелище преследовало меня еще долгое время.

Нацисстическое насилие резко возрастало, как и моя зависимость от Маркуса. Я чувствовал то, что чувствовал он, он проецировал на меня свои чувства. Однажды я попытался обсудить с ним это и позвонил ему на мобильный. Ответ пришел мгновенно длиной в две строки. Он считал, что я болен и мне необходима терапия, что сам я больше не справляюсь.

Меня это ошеломило. Я никогда не видел ничего подобного раньше. Он перестал с пониманием относиться ко мне, как это было в начале. Он предпринял первые серьезные шаги к тому, чтобы я отправился либо к психотерапевту, либо в психушку, либо покончил с собой.

Я подозреваю, что он уже со многими поделился своими сомнениями относительно меня и предпринял все, что было в его силах, чтобы доказать свои предположения.

Любой, кто стал жертвой нарцисстического насилия, знает модели этих проекций. Это как зеркало. Все, в чем нарцисс обвиняет вас или утверждает, что вы не правы, относится к нему.

Габриэла часто рассказывала всем о том, как я ей нравлюсь. Маркус сильно завидовал мне. Однажды он нагрянул в квартиру Даниэлы, перерыл все мои вещи и все шкафы в квартире, чтобы убедиться в том, что между мною и Габриэлой ничего нет. Потом он вернулся в мою комнату. Я сидел на полу и ждал, чтобы он поскорее исчез.

„Я не допущу этого!“ Он взбесился. Когда он наконец ушел, я встал. Я понимал, почему он здесь. В первый до меня по-настоящему дошло, как он функционирует и что держит его наплаву. Это была его бывшая подруга Габриэла. Он был зависим от нее. Он видел в ней материнское начало, то, чего ему не дала его родная мать. Внезапно меня осенило другое неожиданное открытие: вот почему он пытался вычеркнуть собственную мать из своей жизни.

Черт!

Я словно оказался в каком-то ужасном кино!

На собраниях я все чаще слышал негативные разговоры обо мне. Обо мне уже ходили слухи, которые сделали меня абсолютным параноиком.

Вскоре у меня начались регулярные припадки, звук мятой бумаги усиливался в моей голове по мере распространения сплетен обо мне. В моей голове был совершенный беспорядок и мое эмоциональное состояние было нестабильным.

Наш последний вечер у Маркуса дома втроем. Мы как обычно поделились историями из прошлого, и он проанализировал наши с Даниэлой рассказы. Он всегда анализировал всех и каждого. Я знал историю многих членов секты в его интерпретации. Мы и на этот раз проанализировали остальных членов, чем занимался, впрочем, исключительно он. Ему нравилось обесценивать их.