Так прошел еще год. Не стало Советского Союза, вместо пятнадцати республик оказалась одна, Россия, и непонятное межгосударственное образование ― СНГ.

Незадолго до Беловежского соглашения Лешка наконец купил автомобиль. Десятилетний «Опель» выглядел, как новенький, и стоил дороже «жигулей» с конвейера. Соколов очень гордился своей машиной. Один раз они прокатились на ней в Максатиху. Это оказалось целым событием для их прежних соседей. Многие высыпали во двор, чтобы как следует рассмотреть Лешкино приобретение. Тетя Ира даже устала отгонять мальчишек, лапавших машину.

Викин отец, увидев, только буркнул:

– Ишь ты, иномарка! Разбохатели, что ли? ― сплюнул на сторону и отошел.

В родительский дом Вика старалась не заходить. С отцом только здоровалась. Лешка тоже предпочитал с тестем не общаться.

А через два месяца после покупки машина сломалась. Алексей въехал в какую-то колдобину и задел полуось. Он искал запчасть в Подольске, ездил по столичным автосервисам, но такой полуоси там не нашлось ― редкая модель. Машина осталась куковать во дворе.

– Леш, да продай ты ее к черту! «Жигули» купим, их хоть чинить без проблем! ― уговаривала Вика.

Муж продолжал искать полуось, отмахиваясь от жены, пока не признался, что купил машину по доверенности без права продажи, и надо ждать, когда хозяин вернется из зарубежной командировки. Но дождаться этого было не суждено. Через некоторое время выяснилось, что мужик, продавший ему «опель», остался за бугром навсегда.

Вика предлагала продать машину на запчасти ― доверенность кончится, все равно ездить не сможет. Однако Лешка цеплялся за свою тачку, надеялся еще покататься на ней. В некоторых вопросах он был жутко упертый и глупый, и никак не хотел признавать, что жена права, говоря, что еще через год этот автомобиль превратится в груду ржавого железа, а деньги, которые за него пока еще можно выручить, обесценятся.

– Много ты понимаешь! ― упрямился он.

А Вика уже действительно намного больше его понимала в вопросах собственности, денег, автомобилей, получения прибыли. Она работала среди людей, которые целью своей жизни сделали деньги, для которых упустить что-то из рук, потерять нажитое, было недопустимым. А ее муж позволял своей мечте, машине, на которую деньги копил несколько лет ― притом копил заработанные, а не украденные, ― разрушаться и обесцениваться у себя под окном.

Виктория прекрасно сознавала, что Воронов и его приятели в кожаных куртках отнюдь не законопослушные граждане. Шеф богател буквально на глазах, в автосалоне появилась ремзона, он открывал бензозаправочные станции, занимался недвижимостью. Это то, что на виду. Но были и еще какие-то дела, о которых Вика предпочитала ничего не знать. Порой она слышала знакомые фамилии в сводках криминальных новостей, а через пару дней начальник ехал на похороны. Сотрудники перешептывались: «Как бы нашего не грохнули». Взамен исчезнувших появлялись новые лица в кожаных куртках или длинных черных пальто. Многие из них теперь ходили с телохранителями. Гориллообразные охранники в ожидании своих хозяев вставали возле стены по стойке «вольно» и не отвечали на Викины предложения присесть.

– Артем Михайлович, ― жаловалась она шефу, ― я себя неудобно чувствую, когда они вот так тупо стоят, сели бы….

– Ну, сесть они всегда успеют, ― хохотал Воронов. ― Пусть стоят. Терпи.

Начальник ей нравился. Почему-то она вовсе не воспринимала его, как бандита. Он хорошо к ней относился, доверял, насколько возможно, с предложениями поужинать больше не приставал.

Однажды, на следующий день после очередных похорон, он позвал Вику к себе в кабинет в конце работы. Достал из шкафа коньяк, две рюмки, и спросил: