В данной связи нельзя не обратить внимание на интересную и глубокую интерпретацию итогов своего фундаментального труда по исследованию история суеверия и волшебства, которую датский ученый-психофизиолог Альфред Леманн представил следующим образом: «Я постоянно имел ввиду ту главную цель, чтобы дать самые разнообразные и подробные сведения о суеверных воззрениях и магических действиях и, таким образом, получить сколько возможно более широкое основание для психологического объяснения фактов» (А. Леманн цит. по изд. 1993). В предисловии к цитируемой работе Леманн откровенно говорит о том, что в его первоначальные планы входила задача донести до читательской аудитории возможности достаточно прямолинейной психофизиологической интерпретации мистических проявлений. Однако, он довольно быстро пришел к выводу относительно того, что объяснения такого рода будут сами нуждаться в объяснениях. И вот эти дополнительные сведения, расширяющие горизонты психологической науки, как раз и следует искать в так называемых суеверных воззрениях. То есть, Леманн здесь демонстрирует достойную позицию ученого, предлагающего не впадать в крайности, избегать штампов и преодолевать, по мере возможности, существующие ограничения. Другой вопрос, что такие возможности во время написания и публикации этого труда (1893) были весьма ограниченными.

Безусловно интересным и значимым в аспекте понимания главного для нас процесса трансформации феномена Веры является аспект изучения исторической преемственности магической и религиозной традиции, и практики. И здесь мы еще раз обращаемся к фундаментальному труду Б. Малиновского «Магия, наука и религия» (изд. 2015), на страницах которого этот замечательный автор полемизирует с известными в этой области авторитетами. В частности, Малиновский обращает внимание на позицию шотландского ученого Уильяма Робертсона-Смита, который считал, что первородная гностическая традиция даже и на стадии трансформации магии в религию представляет скорее набор фиксированных практик, нежели систему мифологических конструкций и догм. Здесь он однозначно поддерживает позицию шотландского ученого относительно того, что в исследуемой им сфере практика всегда предшествует теоретическим доктринам и что роль магических (а значит и первородных гностических) ритуалов является приоритетной в сравнении с любыми доктринальными построениями. Малиновский так же одобряет высказывания Робертсона-Смита, в которых прямо говорится о том, что ритуальный обряд связан не с догмой, даже если таковая основательно разработана, а с мифологией, место которой стремиться занять религиозная догма.

В этой полемике уже просматриваются попытки выстраивания обоснованной последовательности этапов формирования «главных носителей» феномена Веры: первичный гностический опыт – эмпирическая психотехническая практика, связанная с облегченным получением такого опыта – формирование мифа, как особого кода (объяснительной модели) горнего аспекта реальности – разработка ритуала, актуализирующего мифическую идею – формирование религиозной догмы с полным набором психотехнического инструментария, обеспечивающего приверженность к этой догме.

И по крайней мере первые два самых важных, как мы полагаем, этапа в приведенной последовательности нуждаются в соответствующей иллюстрации.

По-видимому, таким, самым ранним по времени, достаточно подробным и абсолютно беспрецедентным по силе эмоционального воздействия описанием пережитого гностического опыта является Книга Еноха, созданная в «эпоху до всемирного потопа,