Она поднялась, обещала сделать все возможное, мать оборвала: «Слышали уже», и Яна пошла к выходу.

Отец догнал ее на лестнице, в пальто, накинутом прямо на тренировочный костюм, и предложил проводить до метро. Яна сказала, что не нужно, но он все равно пошел.

Крупные хлопья снега летели с неба черно-синего, как баклажан, оседали на воротнике и густых волнистых волосах Колиного отца, и в тусклом свете фонарей казалось, будто он стремительно седеет.

На детской площадке было еще полно ребят, воздух полнился их звонкими голосами, и Яна невольно ускорила шаг.

– Как вы думаете, есть шанс? – спросил Иванченко, крепко сжав Янино плечо. – Ведь тело не нашли…

– Мы делаем все возможное, – сказала Яна и тут же рассердилась на себя за эту казенную фразу, но ничего другого в голову не приходило.

Колин отец прерывисто вздохнул:

– Мы ведь так хорошо смотрели за ним… Так боялись, что с ним что-то случится… Я был уверен, что просто не переживу этого, однако ж вот, я жив, а Коля… Неужели когда-нибудь придется произнести это вслух? Господи, а Ниночке как я скажу?

Яна насторожилась:

– Кто такая Ниночка?

– Моя первая жена. Она любит Коленьку как родного.

Яна впервые слышала про первую жену Иванченко, поэтому не поехала домой, а вернулась на службу, хотя рабочее время давно закончилось. Еще раз перелистала дело: нет, папа Коли Иванченко ни разу не упомянул о том, что женат вторым браком, и оперативники тоже не предоставили этой информации. Почти на сто процентов никакого значения она не имеет, но проверить надо. Дело пополнится новыми бесполезными документами, и то хлеб.

Отложив скоросшиватель, Яна протянула руку к телефонной трубке, но как представила, что придется говорить с противным Юрием Ивановичем, сразу отдернула, будто от горячей сковородки. Нет уж, спасибо, достаточно она от него наслушалась.

Яна решила сама установить личность первой супруги и выглянула в коридор. Вдруг кто из коллег тоже припозднился на работе и подскажет ей, как быстрее всего решить проблему такого рода.

Гулкая пустота коридора испугала Яну, а лампы дневного света под потолком мерцали так тревожно, что ей захотелось поскорее бежать домой, бросив все дела.

Но надо уметь преодолевать себя. Оглядевшись внимательнее, она заметила, что дверь кабинета Крутецкого чуть приоткрыта. Наверное, ничего плохого не будет, если она заглянет. Максим Степанович сам триста раз приглашал ее заходить запросто с любыми проблемами. И вообще Яне захотелось, чтоб он увидел и оценил ее трудовое рвение. Все давно дома, а она корпит над делами, молодец и умница.

Из деликатности Яна осталась стоять на пороге кабинета, полагая, что Крутецкий сейчас даст ей номер, по которому звонить для установления личности и распрощается, но он предложил войти радушно и даже настойчиво.

– Как приятно видеть такое рвение в сотрудниках, – сказал он ласково, усаживая ее на диванчик, – но вы, Анечка, не привыкайте… Работать надо в рабочее время. Вашему молодому человеку наверняка не понравится, если вы будете засиживаться вечерами.

Яна вздохнула, а Крутецкий осторожно взял ее за подбородок и заглянул в глаза:

– Понимаю, понимаю. Несчастная любовь, не так ли? Отчаяние и разочарование? Можете не отвечать, я по глазам вижу, что угадал. Но, Анечка, дорогая моя, как в песне поется? Одна снежинка еще не снег.

– Одна дождинка еще не дождь, – вздохнула Яна многозначительно, хотя никакого особенного отчаяния и тем более разочарования в ее жизни до сих пор не случалось, к счастью или к сожалению, никто ей сердца не разбил, она спокойно ждала своего единственного. Бешеным успехом у молодых людей не пользовалась, но всегда нравилась кому-то, кто категорически не нравился ей, а сама бывала чуть-чуть влюблена и немножко очарована кем-то, кто совершенно ее не замечал, но верила, что когда-нибудь все совпадет. Только говорить Крутецкому, что он ошибся, Яна постеснялась.