– Не позавидуешь тебе, дружище, сейчас печатное слово совсем не ценится. Авторов появилось великое множество, а читать они любят только себя. Однажды мне пришлось посмотреть, как проходит конкурс рассказов на одном из сайтов. Все конкурсанты обрушиваются с критикой на остальных авторов, находят у них всяческие огрехи, даже запятые пересчитывают не проставленные. И стараются максимально снижать оценку своим собратьям по перу. Я хохотал от души! Потому что цена вопроса в том конкурсе была всего лишь полторы тысячи рублей. Значит, тебе ничего в писанине не обламывается – так я понимаю?

– Ну, как тебе сказать… – замялся я.

– Здесь и говорить нечего! Помню, что в классе ты не больно сверкал познаниями в литературе и в русском языке!

– Можно подумать, что в тебе тогда Пушкин или Толстой задаром пропадали! – парировал я.

Здесь появилась Марина и позвала нас обедать, чем бог послал.

– Вот видишь! – обрадовался я. И продолжил, пользуясь тем, что жена ушла на кухню. – Чем не литературное выражение? Знаешь, Паша, признаюсь тебе: если бы мои орлы, постигая науки, одновременно не подрабатывали бы в столице, не знаю, как бы мы жили. Они понимают, что сейчас в городе работы нет и отцу не устроиться. Вот и вкалывают! Боюсь, чтобы хвостов не нахватали… Ещё отчислят из института.

Мы сели за стол, я разлил водки по рюмкам, а жене нацедил полбокала грузинского вина:

– Сегодня выпьем за встречу старых друзей, что десять лет друг без друга жить не могли, а затем один исчез в одночасье, но через два десятилетия благополучно появился! За твоё здоровье, Павел Михайлович! Заодно и с Новым годом нас всех! Что здесь осталось-то? Неделя…

И мы выпили, потом закусили и ещё выпили.

– Надо же! – склонил ко мне голову Пашка. – Ты даже отчество моё помнишь!

– А ты моё не помнишь?

– Помню! Разве забудешь, если оно такое же…

– Что вы там шепчетесь, воробушки? – спросила Маринка.

– Отчества у нас одинаковые, – пояснил Пашка. – В школе ребята нас с Генкой дразнили медвежьими выводками! Мы много кому крови попортили, потому как здоровьем обижены не были, от нас доставалось почти всем классам, все нас боялись. Но сейчас, други мои, хотел бы я разговор перевести на другую тему. Генка мне про свою беду рассказал, да и вообще про свою жизнь, семью. Про детей рассказал. А я пока не о чём не заикнулся. Но теперь пора и мне высказаться. Моя жизнь протекает немного по-другому. Я не женат, детей не имею. Работа моя связана с некоторой секретностью, имею небольшую лабораторию в Институте внеземных наук – ИВН. Спросите, что за институт такой этот ИВН? Много говорить про него нельзя, только то, что в нём изучают контакты с инопланетными структурами, существами, разными планетными системами с зарождающейся жизнью. Работа для меня интересная. Попал в ИВН я случайно. А до этого учился в МАИ. Ребята меня двадцать лет назад потеряли только потому, что мои родители сразу после выпускного вечера забрали меня на поезд дальнего следования и повезли в столицу, к одной дальней родственнице – тёте Серафиме. Несколько упорных занятий под надзором родителей и тёти помогли мне пройти по конкурсу в этот престижный московский институт. А после его окончания меня пригласил к себе ректор – Алексей Миллионщиков – для разговора. В кабинете находился ещё один человек, раньше я его не встречал. И предложил этот человек перебраться мне на работу к нему в ИВН. Я глаза округлил, ничего не понимал. Думал ведь, что попаду по распределению на какой-нибудь авиационный завод. Сижу и молчу, мысли расплываются… Но ректор наш – большой души был человек, кстати, не так давно умер, пусть земля ему будет пухом – сказал всего две фразы, они меня моментально убедили, и я со следующего дня числился в этом странном институте. Представителя института внеземных наук звали очень по-русски: Иван Иванович Иванов. Он меня встретил следующим утром у дверей института, везде провёл, со всеми познакомил и оставил в одной небольшой лаборатории. С тех пор там и тружусь.