Стараюсь заснуть, несмотря на тревоги. Но резкие вздрагивания поезда не укачивают меня. Напротив, они возбуждают. Слежу за руками Александра, чтобы убедиться, что у него нет никаких поползновений. Наконец, мне удаётся расслабиться, и я наблюдаю за лунным лучом, проникающим через стекло: вспоминаю свой переезд в Бразилию через французскую Гвиану. Моторная пирога проводила меня до моста в деревню Ояпок. Лестница из бетонных блоков служила платформой для высадки. Разношерстные силуэты на этих блоках выслеживали прибытие иностранцев. Я никогда не был в Амазонии и, возможно, я проник туда наиболее прямым путем. Тем, что швыряет западного человека, привыкшего к современности, наиболее грубым способом в мир, где люди продолжают бороться за выживание. Это было моё первое впечатление, которое я, взобравшись по бетонным блокам, получил, оказавшись тут же на улице оживленной бразильской деревни. Это было, как если бы я вернулся в 1900-е годы, в эпоху, когда существовали ещё только основы современных городов. Это воспоминание меня успокаивает, потому что после всего лишь недели пребывания в Ояпок, я уже освоился настолько, что мы разгуливали абсолютно свободно. «Тёмные закоулки России не хуже бедных кварталов Альтамиры в Бразилии!» Я сто раз повторяю себе эту фразу и, наконец, засыпаю.

На заре нового дня, четырнадцать часов спустя, я открываю новую Россию. «Алексей Толстой» высаживает нас на платформу. Меня сразу же засосала толпа путешественников, спешащих вдохнуть свежего воздуха. Мы проникаем в здание вокзала через хлопающие двери. Людской поток увлекает в главный зал, где под огромным каменным сводом идёт длинный переход с застеклёнными кафе, закусочными и ресторанами. В конце я угадываю выход и тротуары Москвы. Я перевожу дыхание, прежде чем ринуться в моё необычайное приключение.

На тротуарах московского вокзала таксисты блокируют пассажирские потоки, предлагая свой сервис. Нищий роется в мусорном баке. Народ в толпе прохаживается, болтает, курит, готовится к посадке. Прижимаюсь к стене и стараюсь войти в роль русского, хмурю брови, чтобы сделать строже лицо, и избегаю чужих взглядов. Пытаюсь придать себе мужественный вид, даже если на улицах московской столицы чувствую себя ребенком. Я должен покинуть вокзал и перебраться на другой конец города, где готовятся к отправке поезда дальнего следования. Знаю, что возможно добраться туда на метро. Хочу в тот же день сесть на поезд, который отвезет меня в Иркутск. Московское метро это опыт, который надо испытать по крайней мере раз в жизни. Скульптуры атлетов, почти вертикальные эскалаторы, длинные подземные переходы! Одним взглядом охватываешь тут лица всех народов. Это погружение в русскую душу за цену билетика в метро. Но всё-таки я предпочитаю взять такси, ибо ещё не готов столкнуться один на один с таким погружением.

На Ярославском вокзале после не очень любезного общения с кассиршами приобретаю, наконец, билет на иркутский поезд.

Языковой барьер становится огромным препятствием, не дающим мне передышки. Я стараюсь произносить слова из моего карманного словарика, но очень часто от меня просто отмахиваются небрежным жестом руки.

На Ярославском вокзале смешиваюсь с ожидающими пассажирами. Это женщины и мужчины со всех концов света, русские из Восточной Сибири, эмигранты из Средней Азии, люди из восточных стран, европейцы… Всё это вместе создаёт новую Российскую Федерацию. Я чувствую себя в своей тарелке, как один из путешественников среди прочих. Чтобы развлечься, выхожу из оцепенения и погружаюсь в одну из улиц. Здесь нахожу банк, где могу получить русские деньги, и кафе, которые удивительно контрастируют с провинциальными; здесь я пью мой экспрессо, у него тот же аромат и та же цена, что в наших парижских бистро, и здесь я сижу до самого отъезда.