– Никто, – говорю, – даже комар, – теперь я понял, почему все врачи задавали один и тот же вопрос, и поинтересовался, не цапнула ли и ее собака?

– Кажется, нет, но сомневаюсь, – пооткровенничала она, – сейчас передо мной из тумана все время выглядывает какое-то свиное рыло. А у вас-то хоть зрение нормальное, все буковки на табличке видите?

– Все, но свиное рыло тоже вижу, правда, в зеркало, но отчетливо, – поднялось у меня настроение.

Молодой человек в модном костюме достал из кармана пачку денег, отсчитал несколько купюр и протянул толстому краснолицему парню:

– Вот, возьми долг, Борис.

– Нашел работу, Владимир?

– Да, повезло. Помнишь, два поезда столкнулись лбами, даже дуб согнулся от воздушной волны? Полез я под перевернутую платформу за грибами, с испугу, вероятно, там выросли, и за ней увидел предприятие, о котором раньше не ведал, там и устроился на работу.

– Не может быть.

– А откуда тогда деньги?

– Поэтому и странно, раньше ты ходил в ботинках с оторванными подошвами. Не замочил какого-нибудь менеджера по газу?

– Провидец ты, Владимир, действительно в газовой компании я устроился, взяли с руками и ногами.

– Не может быть.

– Почему?

– Да потому, что у тебя одна нога, вместо другой протез, – усмехнулся Борис.

– Мне киберпротез поставили, лучше живой ноги: когда чечетку отбиваю, дятел завидует.

– Не может быть, в нашей конторе скорее вырвут ногу, на органы, в основном, посылают.

– Мои коллеги вежливы, для них главная радость, если хорошо другому человеку. Выбирают из числа холостяков для матерей-одиночек мужей на субботу и воскресенье. Конечно, по их обоюдному желанию.

– Не может быть.

– Может, Борис, я тоже приглянулся одной молодушке, но пока помог ей довезти из магазина кухонный агрегат.

– Довезти?

– Да, коллеги по работе подарили мне рысака, чтобы не загрязнять атмосферу, машины в газокомплексе не приветствуются.

– Оригинально. А под нашими седоками, сам знаешь, целый табун лошадей, и как они портят воздух. Я смотрю, Владимир, ты мне маловато денег дал.

– Так, деноминация же?!

– Не слышал. В магазинах, видимо, тоже о ней не знают, цены прежние.

– Я в растерянности, Борис. Кажется, вокруг те же дома, но когда успели навалить кучи мусора, в которых копошатся бомжи, да и газоны не подстрижены.

– Боже, а не попал ли ты, Владимир, в иной мир, параллельный или даже пусть перпендикулярный? От столкновения поездов, вероятно, искривилось пространство, и открылся портал. Надо срочно проверить. Если так, Абрамовичами станем: в твоем мире продукты намного дешевле. Бежим к дубу.

– Не успеем, железнодорожники кран пригнали, уберут платформу, и портал может сдвинуться.

– Побежали, нам хотя бы туда проскочить. Возможно, в параллельном мире и жены характером другие, ворчать не будут и сами нам водочки нальют.

– Вот этого, Борис, точно никогда не может быть.

Дядя Федор был очень высокий, широк в кости, и когда выбросил дырявые сапоги, в них сделал себе конуру щенок Кузя. А в галошах, которые он носил в грязь, свободно умещался трехлетний Вовка, плавая в них в глубокой луже.

Мать оставила его, уехав куда-то на заработки с таджиком, подарившим Вовке тюбетейку, которую он почти не снимал, боясь потерять единственное богатство.

Многие, особенно свои дворовые, засматривались на Вовку, сидящего посреди лужи в галоше.

– У – у – у! – гудел он, разбрасывая ладошками грязные волны.

– А где гастарбайтеры? – интересовались прохожие.

– Это наш, Вовка, мать на заработках, я присматриваю за ним, даже сплю в его комнате, – объяснял дядя Федор.

– Он же маленький?

– Зато я большой, – а что он мог ответить им, такова реальность. Все видели, что дядя Федор действительно очень большой и удовлетворялись ответом. Вытаскивали из сумок и протягивали мальчугану снадобья, даже железные рубли. Их дядя Федор отбирал сразу: Вовка же не купит себе ничего, мал еще, а ему надо на махорку, цедил как паровоз, и радовался – дареных продуктов хватало и ему, по крайней мере, голода не испытывал, но чувствовал себя неловко: великана с высшим гуманитарным образованием кормит дитя. В новой жизни, где почти все гуманитарии, дядя Федор оказался не нужным, постепенно потерял все – и стал бомжем. Но не ковырялся в мусорных бачках – под его рост не подходила ни одна выброшенная вещь. Брюки обрезал и носил как шорты. Еще шло в жару, а настали холода, обматывал ноги онучами и на кого был похож – не спрашивайте. С Вовкой стало легче, но ненамного, и он стал искать выход из создавшегося положения. Тем более вернулась мать Вовки, и дядя Федор снова опустился в подвал на свое место, где знакомые пауки щекотали его голые пятки, лишь сунет их в паутину. Другие бомжи боялись пауков, и место у горячей трубы всегда было свободным…