Р. S. Вы уж простите меня, что я занимаюсь самохвальством.
Трифонов Ю. 9 февраля – 1938 г.
В этой записи-рассказе мне кажется интересным вот что: уже совершенно отчетливо проступает догадка автора, что когда-нибудь кто-нибудь будет читать этот дневник. И второе: отношения мальчиков. Эти пока еще маленькие честолюбия, эти пока еще маленькие предательства – они как прививки от тяжелых «болезней» взрослого возраста.
Неожидан здесь характер всеобщего кумира Левы Федотова. Это совсем неоднозначный характер, и недаром Юрий Валентинович возвращался к нему дважды: в романе «Дом на набережной», где образ Антона Овчинникова несколько идеализирован, и в романе «Исчезновение», где Леня Карась обрисован жестко и трезво.
Миша Коршунов, он же Михикус, один из немногих ребят «Дома на набережной», кто жив, кого пощадило время и война.
Он преданно хранит память о своих товарищах и написал две замечательные книги, вызванные этой памятью. Его жена Вика[47] не только соавтор и помощница, но и своего рода уникальная энциклопедия: все помнит и о том времени, и о тех людях и событиях.
Что же до наивного «расчета» автора дневника на неведомого (а может, и ведомого ему) читателя или, скорее, читательницу, то легко понять и извинить это полудетское тщеславие.
Понадобится совсем немного времени и горького опыта, чтобы автор стал предельно осторожен в своих записях. Еще бы: ведь в его неполные тринадцать в семье были арестованы трое.
3 апреля – 38 г
Сегодня ночью пришли из Н.К.В.Д. и забрали маму. Нас разбудили. Мама держалась бодро и к утру уехала. Сегодня в школу я не пошел. Остались мы одни с бабушкой, Аней и Унди…
7-го пойдем с Аней узнавать в какой тюрьме мама. Несчастье…
8 апреля —38 г
«Приходит беда, отворяй ворота».
Дни стали для меня совсем пустые. Когда-же это все кончится. 6-го я, Таня и Аня были в музее Изобразительных искусств. Всего посмотреть не успели, Аня спешила домой кормить дочь свою – Катю. Бабушка предложила мне описывать подробно все события, чтоб мама могла узнать, как мы жили без нее.
Сегодня сразу после школы я, Аня и Тинга пошли на Кузнецкий мост узнавать, где мама находится. В маленькой комнате было человек 20 народу. Около 30 мин. мы ждали пока отворится форточка. Все лица печальные, грустные, заплаканные. Скоро форточка отворилась, и я стал в очередь. Когда подошел мой черед, я показал ордер[48] – 1861 и свой ученический билет. Мне сказали, что мамуля в Бутырской тюрьме: очевидно ее арестовали по делу папы, так как он тоже в Бутырках. 11-го я пойду передавать деньги и папе и маме. В школе еще этого никто не знает. Вчера я и Таня ходили к Наташе на именины. Посидели часа полтора и ушли. Сейчас я читаю «Войну и мир» Толстого.
Уроки на завтра я сделал. В теле чувствуется усталость. Еще бы, 2 часа на ногах. Аня и Тинга сидели, правда, Тинга села в конце. Скоро придут испытания, как-нибудь выдержу.
Ох-хо-хо!!! Хандра напала на меня!!!
Мама-ааааааа!!!!аа!! заливаюсь сл……
9 апреля —38 г
Надо крепиться и ждать…
14 апреля —38 г
11-го я с Женей маленькой поехали в Бутырскую тюрьму. Аня сказала, что она открыта до 4 часов. Я с последнего урока отпросился домой. Мы сели на 18-ый номер и долго ехали по Москве. Стояли на площадке, так как трамвай был набит. Возле нас стояла какая-то женщина, и от нее неимоверно сильно пахло рыбой. Слезли где-то на окраине. Ветер и дождь хлестали в лицо. Болела ужасно голова. Теперь мы не знали куда итти. Наконец, нам указали путь. Шли около получаса. И вскоре увидели высокий каменный забор тюрьмы. Нами овладело какое-то странное чувство: мы знали, что папа и мама сидели здесь, в этом здании и не могли пройти к ним!