– И там побывал? – не удержался капитан. – Переводчиком?

– Не совсем. Но это… – пощелкал пальцами. – Не для беседы.

– Я понял. Давай, Сима, кушай и будешь с ребятами знакомиться.

Сосновскому этот худенький Сима здорово глянулся. Он вызывал уважение, настоящее мужское уважение тем, что делал свое трудное и опасное дело и ничуть не кичился своим мужеством, не гордился своей судьбой.

Сосновский понимал всю сложность такой работы. Понимал потому, что сам в какой-то степени испытал ее. Несколько лет назад он внедрился в банду Кожуха. К счастью, это длилось недолго. Через неделю началась операция, и он, как говорится, вышел к своим. Но месяцы, а то и годы находиться среди врагов, дружить с ними, давя в сердце ненависть, каждую минуту контролировать свои действия, взгляд, мысли, даже сны… На такое способны очень редкие люди.

И Сосновский не удержался, спросил о том, о чем в их кругу спрашивать не принято:

– Не страшно тебе, Сима?

Серафим улыбнулся, понимая, что стоит за этим вопросом. И ответил опять же уклончиво:

– Дважды, капитан, я по-настоящему испугался. Первый раз в самом начале, когда не вдруг отозвался на свое новое имя. И в другой раз, когда почувствовал, что начал терять самого себя.

– Ну да, настолько вживаешься… Мне это немного знакомо.

Мгновенно мелькнувшее во взгляде Серафима недоумение сменилось пониманием и догадкой.

А Сосновский, глядя в его спокойные глаза, подумал, что изо всех сил будет беречь этого милого Симу как самое ценное в отряде.

Знакомство с ребятами состоялось пока односторонним – они спали. Наверстывали хронический московский недосып.

– Вот этот богатырь, – Сосновский указал на крайнего слева бойца, спавшего в обнимку с автоматом, – Дубиняк. Старший уполномоченный МУРа. Главный в группе захвата. Медведь.

– Это хорошо, – серьезно кивнул Сима. – В нашем деле кроме ума и хватки еще и сила нужна.

– Елочкин, – продолжил Сосновский, теплым взглядом лаская хрупкого паренька, приткнувшегося к Медведю, как к родному папе. – Золотые руки, курсы радистов закончил. Осинин – водитель высшего класса, механик. От велосипеда до самолета. Кленин, Березкин, Липчук, муровские опера, надежные ребята.

Сима усмехнулся, как отец на озорных детишек, хотя и сам не многим был их старше, и сказал то, о чем Сосновскому в голову никогда не приходило и прийти не могло:

– Русский лес. Полный набор. Даже в лице командира.

Сосновский, когда шутка дошла, подхватил, да не очень удачно:

– Главное, чтобы нас на дрова не порубили.

– С такими мыслями, капитан, в тыл, да и вообще на любое задание идти нельзя. Нужно верить в себя и в своих товарищей. Осинкиных и Елочкиных. И Рябинкиных.

Простые вроде слова, но правильные. После них Сосновскому этот Сима еще старше показался. Да не годами, а его непростым опытом, нажитым постоянной тревогой. И как-то увереннее почувствовал себя командир спецгруппы, хваткий опер рядом с этим худеньким долговязым Симой.

– Поднять ребят? – спросил Сосновский. – Для знакомства.

– Не надо. По опыту знаю: можно про запас и поспать, и…

– И поесть! – Плащ-палатка на входе дернулась в сторону, в проеме появился еще один боец с двумя плотными вещмешками. – Товарищ капитан! Продовольствие доставлено. Повышенной калорийности.

– Это ефрейтор Кочетов, – пояснил Сосновский, – армейский разведчик. Приданная нам боевая единица. Большой специалист по части что-нибудь достать, взять… Харчишки, выпивку, «языка».

– И языки есть, товарищ капитан, – похвалился ефрейтор. – Говяжьи. Две банки. Повышенной категории.

Бойцы, как по команде, распахнули глаза, сели, будто и не спали вовсе. Иные даже оружие в руках уже держали.