Он не ждал, какое действие произведет его безобидное замечание про девяносто лет, – он не понял даже, почему вдруг изменилось ее настроение. А Кира не пришла на следующий день на встречу – он примчался к ней домой, и ее мать, прикладывая палец к губам, рассказала, что глупая девчонка проревела всю ночь и теперь спит. Тони чувствовал себя негодяем, отобравшим у ребенка светлую мечту.

– Ну хочешь, я куплю тебе этот чертов байк? – Он сидел рядом с ней на кровати – и лицо ее к тому времени стало изнуренным и равнодушным. Похожим на лицо ее матери, и матери Тони, и многих, многих матерей из рабочих кварталов. В этот миг он отчетливо увидел ее будущее во всей его беспросветности.

– Нет! Не хочу! Не хочу! Мне не нужно никаких байков! – Она приподнялась на локтях, но выдохлась сразу, упала обратно на подушку и отвернулась.

– А чего ты хочешь?

– Ничё.

– Совсем?

– Совсем.

Коммунистические убеждения мешали ей пожелать богатства.

Тони не стал дарить ей моноциклет – просто давал покататься свой, и давал так часто, что себе пришлось купить новый.

Он не водил ее в картинные галереи и в оперу – только на некоторые драматические постановки, мюзиклы и в цирк. И не видел ничего странного в том, что она как губка впитывает в себя то, что принято называть культурой, что цирк ей нравится меньше, чем страсти Шекспира, – его тоже провели когда-то этим путем. Но более всего Кире полюбился мюзикл по бессмертной пьесе социалиста Шоу, она смотрела его пять раз и собиралась, по всей видимости, затвердить наизусть.

– Ха, герцогиня! Если б я хотела в герцогини, я б тож расстаралась!

Но Тони видел, как она про себя шевелит губами, пробуя на вкус незнакомое «кап-оф-ти», и повторяет дурацкую скороговорку про дожди в Испании.

– Смысл был вовсе не в том, чтобы стать герцогиней, – заметил Тони ненавязчиво.

– А я чё, дура, по-твоему? Не понимаю, да? Смысл, что любая уличная девчонка не хуже всякой цыпы-дрипы!

Критики иначе трактовали идею мюзикла, но Тони, скорей, был согласен с Кирой. И про себя называл ее своей прекрасной леди.

Получив заработанные три шиллинга с руганью извозчика и нахрапом сутенера, прекрасная леди согласилась прокатиться перекусить вместо того, чтобы пропустить галлончик пива. Тони любил катать ее на моноциклете, любил, когда она крепко держится за его куртку, прижимается щекой к спине и горячо дышит в шею. Если бы он не познакомился в тот злополучный вечер с ее отцом, их отношения, возможно, сложились бы иначе. Но… ему было важно, что о нем думает этот немолодой докер, так похожий на его собственного отца. Он слышал однажды, как, отправляясь на свидание, Кира сказала, стоя в дверях:

– Папаня, ты чё? Он же жентельмен!

И выразительно постучала кулаком по лбу. Вряд ли она могла себе представить, сколько усилий Тони прикладывает к тому, чтобы оставаться джентльменом.

Для ленча он выбрал вполне подходящее место, где на Киру никто не бросал косых взглядов, – в Уайтчепеле, неподалеку от кампуса университета королевы Марии. Там хватало девушек в гогглах, штанах и металлических нашлепках. Это не очень-то обрадовало Киру – ей как раз нравились косые взгляды и шипение кумушек за спиной. Разумеется, ей вовсе не хотелось быть затерянной в толпе таких же, как она. Тони сказал, что она нисколько не похожа на этих ученых селедок и что шарфика из медных колец тут нет ни у кого. И уж конечно, никто из студенток не умеет гонять на байке так же бесстрашно, как она.

Она смягчилась, усевшись за столик, и сделала знак, чтобы Тони нагнулся. А потом сказала тихо-тихо:

– Я скоро уеду. В Испанию. Меня почти что записали в интербригаду, буду воевать с фашистами.