Один нарочито принюхался и повернулся к товарищу:

– Тебе не кажется, что здесь воняет барсуками?

– Не уверен. Может, барсуками, а может, и свиньями.

Флаффи не обиделась, лишь испугалась: втянула голову в плечи, ссутулилась, сжалась, будто в самом деле надеялась стать маленькой и незаметной.

Глаза хозяина забегали по сторонам – Тони был его постоянным (и выгодным) клиентом, а вошедшие при желании могли нанести его кофейне серьезный урон, который ну никак не покрывался одним, пусть и очень выгодным, посетителем. Да и симпатии к Флаффи хозяин, похоже, вовсе не испытывал. А вызови он полицию – и молодчики вернутся в другое, более подходящее, время, и не одни, а с единомышленниками.

– Я говорил мистеру Аллену… – пробормотал хозяин заискивающе.

– Да-да, ребята, – кивнул Тони со своего места (не хотелось платить за будущий разгром кофейни). – Все претензии ко мне. Я их внимательно выслушаю.

Молодые фашисты переглянулись, и лидер троицы широким решительным шагом направился к столику со словами:

– Так это ты притащил сюда вонючую барсучиху?

Тони на всякий случай поднялся – все же Флаффи сидела ближе к двери, а молодчики не были джентльменами.

– Я привел сюда не вонючую барсучиху, а юную морогражданку. И, насколько мне известно, закон о сегрегации морограждан в общественных местах был отклонен парламентом. Вы что-нибудь об этом слышали?

Как назло, ушиб на ноге болел сильней всего, если резко подняться, и хромота Тони в таких случаях бросалась в глаза.

– Плевать я хотел на парламент, – ответил молодчик, подходя к Тони вплотную. – Мы сами наводим порядок на улицах.

За лидером пристроились и двое других.

– Так может, тебе пора на улицу? Наводить порядок? – осклабился Тони.

Молодчик нагнулся и повел носом.

– Ба, ребята, да от него тоже воняет барсуком. Он, наверное, сношается с этой барсучихой.

– Потому что ему больше никто не дает! – загоготал один из его однопартийцев.

Лидер троицы не стал смеяться, наоборот, насупил брови и покачал головой.

– Это же нарушение расовой гигиены. Это мерзость и грязь. Неужели мы должны смотреть на эту мерзость и мириться с нею?

Он, наверное, думал, что трое на одного – вполне выигрышная позиция.

– А вас кто-то приглашал посмотреть на эту мерзость? – поинтересовался Тони. – Когда я сношаюсь с барсучихами, мне ни помощники, ни советчики не требуются, я и сам отлично справляюсь. Так что расслабьтесь: вам не придется ни смотреть на эту мерзость, ни мириться с ней.

– Ты грязный недоносок! – взвился молодой фашист, обиженный тем, что его не испугались. – Ты сам, небось, мертвяк или ирландец!

– А может, я еврей? – вкрадчиво спросил Тони – вообще-то его «нордической» внешности могли позавидовать как лидеры кайзеровского рейха, ею в большинстве не отличавшиеся, так и сам сэр Освальд.

– Или коммунист! – сквозь зубы процедил молодчик, сузив глаза. – Ты знаешь, что мы делаем с коммунистами?

– Наверное, за неимением собственного Бухенвальда, сжигаете их в Пекле. Или просто морду бьете?

– Мы их ставим на ножи! – гордо и устрашающе выдал юноша.

Тони постарался не рассмеяться, но, видимо, попытка была неудачной, потому что молодой фашист решил наконец достать свой главный козырь – большой охотничий нож, наверняка тайком взятый у отца. Держать его в руках бедолага не умел, но попробовал изобразить им какие-то грозные движения, и Тони решил, что играть с острыми предметами пареньку пока рановато.

– Ну что? – с кривой улыбкой гангстера спросил молодой фашист. – Припух?

Конечно, можно было развлечься еще немного, но Тони боялся, что дурачок в самом деле кого-нибудь порежет – самого себя в первую очередь, – а расхлебывать кашу придется хозяину заведения.