Каре выстроили быстро и относительно ровно. Сказались упорные тренировки – это была одна из первых фигур, ими освоенных. Раз. И не очень аккуратный, но все же квадрат пехоты ощетинился пиками, словно еж. Внутри всадник[28], прапор батальонный, барабан и иные, включая обозный люд и прочих.

У личного состава стрелковой роты, также укрывшейся за пиками, пищали взлетели на левое плечо, символизируя заряженность, да фитили дымились – успели разжечь от маршевых ламп масляных[29].

– Бей! – крикнул Великий князь, сильно нервничая. И оно было неспроста. Здесь, на умеренных размеров лугу среди деревьев, три сотни всадников казались чем-то очень значимым. А вся намечающаяся битва – гигантским сражением. Субъективно, разумеется.

– Первая! Кладь! – рявкнул командир роты, приказывая первой полуроте прицелиться. – Полки отворяй! Пали!

Грянул залп полусотни пищалей, ставший полной неожиданностью для татар. Причем сообразно обстановке стреляли не пулей, а крупной дробью. Довольно бестолковый и неприцельный залп. Но противник надвигался густой толпой, промахнуться по которой оказалось сложно на таком расстоянии. Так что десятка три всадников полетели на землю, да и лошадям досталось.

– Вторая, вперед! – снова закричал командир стрелковой роты. – Кладь! Полки отворяй! Пали!

И грянул новый залп. И новые всадники полетели на траву.

Кто-то из татар стал пускать стрелы. Но вяло и неохотно. Видимо, не хотели, опасаясь в Великого князя попасть. Ведь за труп выкупа не взять. Доброго, во всяком случае. Они хотели налететь на марше да в сабли порубить чернь. Луки изготовили больше для порядка, чем для дела. Мало ли? Однако обстоятельства изменились.

От пехотной коробки вновь стали доноситься вскрики.

– Пали! – вновь донесся до Ивана Васильевича голос командира стрелковой роты.

И ударил новый залп! Это перезарядилась первая полурота. Бумажных патронов у стрелков не было, но берендейка[30] в какой-то мере разрешала проблему быстрой перезарядки. Во всяком случае, для первых десяти выстрелов. Да, большая, громоздкая и неудобная, но без нее оказалось намного хуже. Раньше можно было по несколько минут возиться с перезарядкой пищали. А с ней же при должном навыке пару раз в минуту стрелять удавалось.

– Пали! – снова крикнул командир стрелков.

Достигнув пехотного ежа, татары не решились идти на пики. Закружились вокруг, выискивая слабые места.

Но стрелки не зевали и, пролезая между пикинеров, били со своих пищалей. Больно и сильно. Особенно на такой поистине смешной дистанции. С двадцати шагов из длинноствольного оружия во всадника промахнуться непросто. Разве что совсем по дури.

Налетев и «омыв» пехоту, словно поток воды камень, татары немного покружили и отошли обратно. Они не могли проломить пехотный порядок. Можно, конечно, было засыпать все стрелами. Но тут и Великого князя могло убить случайно. Много ли ребенку надо? И стрел потребовалось бы очень прилично. Вон пикинеры, словно сариссофоры[31] Александра Македонского, имели на предплечье по небольшому круглому щиту. Все в крепко стеганной одежде. А кое-кто уже и в доспехах, странных, но добрых[32]. В общем, пехота пехотой, но возни предстояло много, и результат выглядел, прямо скажем, неопределенно.

Видя замешательство противника, Иван громко и отчетливо кричит:

– Вперед!

Нужно было пользоваться тактической обстановкой и брать инициативу в свои руки. Всадникам требовалось дать понять, что пехота абсолютно уверена в себе и своих силах, даже если это не так.

Послышались голоса командиров рот. Крики. Барабан сыграл проигрыш, привлекая внимание личного состава и настраивая на нужный лад. После чего перешел на мерный маршевый ритм. А вместе с ним и все каре, слегка оплывая геометрически, двинулось вперед. Медленно. Осторожно. Но пошло. Пехотинцам очень не хватало практических навыков. Их муштра только начиналась. Однако они справились, они смогли, соблюдая столь непростое построение, пойти вперед в полевых условиях, не превратившись сразу в беспорядочную толпу.