Слобода на глазах обретала вид зародыша настоящей цивилизации, а не той старой, разухабистой деревни. Серые силикатные стены всех домов побелили как снаружи, так и изнутри, предварительно оштукатурив глиной. Появились бесплатные общественные сортиры, одновременно с запретом гадить где попало в пределах слободы. «Народилась» коммунальная служба, которой вменили в обязанность вывозить всякий мусор и отходы, а также следить за чистотой улиц круглый год. Поставили большую общественную баню, пожарную каланчу и прочее. В общем, слобода получалась не только каменной, но и чистой да аккуратной. Для полноты идиллической картины оставалось только ночное освещение на улицах ввести да клумбы разбить с цветами. Но этого себе позволить Иван Васильевич пока не мог. И так вся эта возня с чистотой, гигиеной и противопожарной безопасностью сжирала немало средств.

Мастеровая часть слободы тоже преобразилась.

Здесь уже крутилась дюжина водяных колес, соревнуясь с десятком ветряков. Скрипели кабестаны, вращаемые людьми и лошадьми. Неутомимо стучали механические молоты, которых уже насчитывалось больше полутора десятков. Казалось, что вся «деловая» часть слободы непрерывно громыхала, скрипела, гудела, парила, дымила и пыхтела, то есть жила полной, насыщенной и совершенно непонятной для стороннего обывателя жизнью.

Здесь Иван Васильевич всеми силами пытался конвертировать свои теоретические знания в практические навыки подчиненных. Используя для того не только нанятых мастеровых и ремесленников, но и личный состав «потешного полка». Они ведь не всегда были заняты тренировками и учебой. А бойцов оставлять наедине с собой не следовало, тем более что «подсобное хозяйство» при полку стояло большое и работы хватало на всех.

Чего здесь только не было! Совершенно дурацким образом, но удалось наладить прокат низкоуглеродистой стали. Пока что нешироких полос, катаемых между двух чугунных бобин водяным колесом. Но и это было прорывом, открывающим очень широкие перспективы! Удачей закончились и опыты по выплавке тигельной стали по старинной персидской методе. О ней Иван Васильевич много раз слышал, читал и даже видео смотрел. Вот и освоил. Разве что с тиглями из белой глины пришлось повозиться, да «замес» подбирали опытным путем. Не остановившись на этом, он поставил маленькую печь для опытов по пудлингованию. Ваня слышал о нем, читал, видел схемы. Вот и пытался понять на практике, как это все работает. Не сам лично, разумеется, а силами «добровольцев» под его чутким руководством. Здесь же разместились и перегонные кубы, и пиролизные печи, и сапожные, столярные да портняжные мастерские, и пороховая мельница, и прочее, прочее, прочее. «Каждой твари по паре». По чуть-чуть, но разного, чтобы отрабатывать и набираться опыта. Да людей учить. Заодно присматриваясь, кто к чему более способен.

А под самым боком слободы стояла Большая Москва со своим огромным деревянным посадом…

– Пожар! Пожар! – истошно крича, влетел на территорию Потешной слободы всадник, щеголяя мундиром «потешного».

– Пожар? – удивленно переспросил Иван Васильевич, скосившись на Елизавету. Эта девица не усидела в Кремле и довольно скоро стала «хвостиком» будущего мужа, проводя много времени в Потешной слободе среди его задумок. Ведь он был тем единственным, кто относился к ней как к человеку, а не как к женщине, оную в те годы и полноценно разумной не вполне почитали. Вот и сейчас она была рядом.

– Посад горит!

Это была плохая новость. ОЧЕНЬ плохая. Пожары в Москве были жуткие из-за сплошной, очень плотной деревянной застройки и крайне узких улиц. Каждый раз гибла куча людей. Уцелевшие оказывались на улице без средств к существованию. Но главное, в каждый крупный пожар какая-нибудь сволочь обязательно пыталась поднять бунт в своих интересах.