Еще во время учебы в университете Таранов стал писать стихи в модном символистском духе. Ему не нравилось всеобщее увлечение народническими темами, и он считал, что поэзия ― высокое искусство и должно воспевать прекрасное, а не плакаться насчет неурожая и недоимок.

Детские и юношеские наивные мечты и планы о счастье и благополучии припомнил без горечи ― и не посмеялся над ними. И боязнь прошлого предстала как далекое и чуждое страдание, ― томление ненужное и тщетное…

Таранов посмотрел на часы, прошло уже почти три часа пути. Коляска тем временем проезжала очередную деревеньку. Стайка мальчишек в замаранных рубашках бежала рядом. Они тянули руки, и кричали: «Барин, подай сиротинке!» Несколько мужиков, сидя на лавках перед воротами, лузгали семечки. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями несли с колодца на коромыслах ведра полные воды.

– Это что за деревенька?

– Разгуляево. Здесь помещик Разгуляев-Похмелкин проживает.

Они проехали еще версты три. Но Тарановки все не было видно. Наконец, за очередным поворотом дороги на косогоре кучер радостно махнул рукой:

– Вон она, наша Тарановка!

Еще минут через десять на пригорке он увидел каменный, в два этажа, господский дом. Позади ― обширные хозяйственные постройки.

Родовой дом Тарановых стоял на возвышении, окруженный невысоким деревянным забором. Дом имел большие окна и весь утопал в зелени растущих вокруг него больших деревьев и кустов. Небольшой парк был разбит перед домом. В нем были разбросаны в английском стиле три клумбы с кустами сирени и желтой акации, с десяток берез. Под двумя из них была видна беседка с красным куполом и деревянными колоннами, пониже небольшой пруд, наполовину затянутый тиной.

У подножия этого возвышения, и частью по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы Тарановки. Впрочем, назвать это царство модерновой архитектурой было никак нельзя. Не поворачивался язык. Вид оживляли две бабы, которые, подобравши подолы платьев, брели по пруду по колено в воде, волоча за собой бредень. Поодаль в стороне темнела роща.

– Молодой барин приехал! ― раздалось у дороги радостное щебетание детворы.

Не успел Таранов порадоваться ― какая смена им растет, как бричку резко качнуло в сторону, ее колесо попало в глубокую яму и он чуть не выпал в открытую дверь.

Когда экипаж подъехал к дому, тут же на высокое крыльцо выбежало несколько человек. Его здесь ждали. Впереди всех навстречу выдвинулся деревенский староста. Мужчина в возрасте с окладистой бородой и смоляными черными волосами.

Пожилая бабка, увидев Таранова, стала причитать:

– Как похож на покойного Степана Петровича! Вылитый он в молодости!

– Это наша экономка и кухарка Пелагея, ― сообщил староста.

– Можно просто – Палаша! – улыбаясь и кланяясь, говорила та.

Таранов согласно кивнул головой.

Пока дворовые управлялись с его багажом, Таранов осматривал дом. Вблизи он выглядел каким-то печальным. Строения во дворе: людские, амбары, погреба были заметно обветшавшими. Все говорило, что хозяйство пришло в упадок. Ничего не оживляло картину. Облупившаяся краска на потолке, отставшие от стен потертые обои. Объяснение этому было то, что дядюшка последние несколько лет сильно болел. Несколько картин на стенах с изображением библейских сюжетов. Пара стеклянных стенных книжных шкафов. Почитать дядюшка любил. Родовое гнездо было не очень респектабельным.

– Какие будут у вас приказания? – на пороге топтались староста и кучер Матвей.

– Сначала надо пообедать с дальней дороги, – перебила того Палаша, ― барин устал и ему нужно отдохнуть.

– Хорошо, давайте все дела завтра, ― согласился Таранов, ― схожу только на могилу дядюшки.