–Мне острога то не видать. По указу царскому мне в яме быть закопанной по шею. Первая же собака бродячая уши да нос откусит, да и загрызёт.

–Это что же за грех на тебе? -удивился Иван.

–Мужа убила. -просто и спокойно ответила Аксинья.

Иван как-то весь собрался

–Испугался? Я не нарочно ,но поди же докажи.

–Чем же он тебе не угодил?

–Я ему не угодила. Батюшка как стало мне семнадцать, так и настоял, чтобы я за соседа пошла замуж. Он вдовый был, да и старый уже совсем. Но богатый. Три года прожили кое как, он совсем одряхлел, ничего не мог уже. А я как наливное яблочно стала. Так он всё плоть мою усмирял, бесов из меня гнал, то прижжёт чем, то иголкой колет, а то просто палкой побьёт. А тут придумал ухват в печи накалить, да мне на лицо наложить ,ну я его и толкнула. Он виском о край печи…

–И что?

–Набежала дворня, меня в острог…

–И?

–Я в остроге стражника сговорила, он меня и отпустил.

–Как меня?

Повисла тишина, словно перед грозой.

–Как тебя.

Иван стиснул зубы:

–Сейчас косу то на руку намотаю. к реке отволоку да и утоплю!

–Топи коли хочешь. Я с тех пор , как из острога утекла, так и брожу по миру с такими как эти…почитай уж десятый год.

–Поди с атаманом их блудила?!-перебил Иван

Аксинья повернулась к нему и замкнула уста своими губами. Против воли Иван обнял её.

–Не ревнуй…со всеми блудила. Они дозволения не спрашивали. -баба помолчала, словно взвешивала на весах судьбы, сказать ещё что-то или ж смолчать, остеречься -И не ради того, чтобы ты меня отпустил я это сделала! Просто показался ты мне…хорошенький такой. А то вот.

Откуда то из под одежды достала баба что-то, и что то вдруг сверкнула синим огнём при лунном свете. Был это тот бухарский стилет, что выбил из рук бродника Кукиш. Иван и не шевельнулся даже, чувствовал, что ему она вреда не нанесёт.

А далее сказал Иван такое. что и говорить то не хотел, но слова словно сами лились из уст.

–Коня вашего возьми, он без седла правда…

Баба замерла вся.

–Я сноровистая. А что твои скажут?

–Отговорюсь как-нибудь.

Иван думал было, что сейчас они встанут, но Аксинья навалилась на него. и заёрзала, сладким голосом зашептала:

–Покуражься ещё разок над слабой бабой, а?!

–Да что же ты за неуёмная такая! -почти с нежностью прошептал Иван, крепко обняв разбойницу, и поцеловал.

–Зато расстанемся весело.

Стрелец, что в карауле был, дремал. Иван подсадил Аксинью на низкорослую лошадку, она потянула уздечку из верёвки. склонилась к Ивану:

–Я молится за тебя буду, раб Божий Иван. И блуд наш отмолю…может быть.

–Куда поедешь то?

–Дорог много, где схоронится знаю. А потом может в скит пойду.

Иван придержал лошадку, и проговорил твёрдо:

–А если женюсь на тебе?

Баба выпрямилась, сдавила так поводья, что лошадка заволновалась, и опять к Ивану склонилась, показалось тому, что будто жемчужинка скатилась по её чумазой щеке:

–Такую как я никто не примет. Поеду я…соколик.

Иван стоял, смотрел как в ночи растворился силуэт лошади и всадницы. Успел подумать, что вот день выдался ему! И кровь первую пролил, и кое что ещё. Поворотился к костру идти, и тут увидел Михея Бобра, что стоял у него за спиной. Иван подобрался весь.

–Отпустил?

–Угу…

–Уговорила значит. Это они умеют -уговорить. -Михей вздохнул, рукой махнул -Оно и к лучшему! Завтра бы короткий был разговор -или петлю на шею, или кровь бы пустили. Всё, повечеряли .В путь пора! Эй, в карауле, глаза протри, портки у тебя стянули!

Стрелец, что дремал опершись на бердыш, встрепенулся:

–Не сплю я!

–Седлаем коней! -уже гремел Бобёр- Иван, верхом то сможешь?

–Смогу -уверенно ответил Иван.

Михей глянул на него, пряча усмешку в бороде: