Вечеринка в полном разгаре. Водка намешена с «Юпи» и «Зукко», просто добавь воды. Врубили музон, крутится кассета с попсовой музыкой и хитовыми песнями. Подпевали, не зная слов. Орали. Дергались, танцевали. Трясли всеми частями тела. Артём первым захмелел, начал приставать к Ирине, делая попытки снять джинсы и продемонстрировать своё богатство. Она вызвалась уложить его спать. Уложила. Заперли его в зале, а сами продолжили пляски в соседней, поменьше. Стоял оглушительный гам, какофония, музыка, бьющая из матерчатых колонок по барабанным перепонкам, завывания и крики разгорячённых алкоголем подростков, скачущих на скрипучем паркетном полу. Вдруг раздался звонок в дверь. Все шуганулись. Первая мысль, что приехала милиция, вызванная разъярёнными соседями. Выключили музыку. Примолкли. Настойчивый звонок повторился. Делать нечего, надо открывать. Иначе начнут дверь выламывать. Состроив трезвый вид, подошли к двери. Открыли и оторопели. На пороге в одних носках стоял покачивающийся Артём, которого заперли в комнате.

– Что, суки, не ждали? – прохрипел он.

Пока все веселились, он каким-то чудом благополучно выпал или спрыгнул с балкона третьего этажа и через подъезд вернулся обратно.

Нигилизм. Нигилизм всегда был, есть и будет. Особенно молодёжью всего «старого», полное отрицание, особенно всего советского. После смены собственника в 2003 году на станкостроительный завод «Свердлов», на котором когда-то трудился Иван Петрович, пришло новое руководство, или по-другому, новый прогрессивный менеджмент. Активные, позитивные молодые ребята, возрастом до тридцати. Даже генеральный не пересёк эту отметку, отделяющую человека зрелого от юнца.

Они с энтузиазмом принялись за дело. Бесчисленные командировки, участие в выставках принесли свои плоды. Продажи росли. Руководство и собственник хлопали в ладоши. Ай да, молодцы! Вместе с тем оборудование, годами без капитального ремонта, приходило в упадок. Качество продукции падало, себестоимость росла.

«Стариков» обвиняли, ругали, хаяли. Во всём видели недостатки советской системы, советского ума.

Вращающиеся печи кормили мазутом. Мазутное хозяйство без ремонта сгнило. Отовсюду протекало, капало, лилось. Одним словом, бесхозяйственность. Чтобы мазут тёк по трубам, его следовало нагреть в огромной емкости и подавать по трубе в тепловой «рубашке» вместе с теплопроводом с перегретым паром внутри. Пар подавался из котельной, которая тоже дышала на ладан.

Новый менеджмент решил не заниматься восстановлением мазутного хозяйства, а перейти на печное топливо. Почему? Дешевле. Бойкие снабженцы раздобыли счёт с приемлемой ценой. Кто-то проверил качество? Нет. Котельная была демонтирована, «рубашки» с теплопроводом срезаны, мазутные ёмкости разрезаны и сданы в металлолом. Первые поставки печного топлива показали, что это просто-напросто обмывки пропаренных изнутри железнодорожных цистерн с нефтепродуктами. Содержание воды до пятидесяти процентов. Как оно могло гореть? Да и платить за воду? Сертификатов такое топливо не имело. ГОСТированное печное топливо с ближайшего нефтеперерабатывающего завода стоило как чистый бензин. Вот вам и экономика.

Ремонтный цех, который обеспечивал работоспособность всего оборудования, посчитали затратным. Вывели в отдельную организацию вместе с ценными «стариками» и продали. Теперь стоимость ремонта подскочила в три раза. Приехали.

Не понравилось молодёжи, что на заводе до сих пор крутится, вертится десятитонная шаровая мельница, трофейная, вывезенная из побежденной Германии. Решили её заменить современной, китайской. Но и тут перестарались. Попытались перехитрить китайцев и составили такой договор, что вынудили узкоглазого поставщика сделать поставку без полной оплаты. Обиженные представители китайской народной отправили главный элемент мельницы, станину, с серьёзным дефектом, трещиной. Думать о том, что она выдержит высокую вибрацию даже не стоило. Китайцы проявили упрямство и брак не признали.