Да, католические священники имелись на Руси. Но в Москве. И числом едва ли в два десятка. Они обслуживали дипломатические миссии и спутников супруги короля – Элеоноры. Да и ей самой требовался духовник. Но дальше Москвы они не уходили.

А тут – целая толпа мужиков в рясе. Крест подняли. Да и идут так.

И что Иоанну с ними делать?

Так-то понятно, хотелось спустить татар, чтобы порубили их в капусту. Но за что? Формально-то никакого вреда конкретно эти священники не сотворили. А нервное напряжение от старых выходок уже не имелось. Люди как-то их уже подзабыли. А может быть, и нет, но накала страстей уже не наблюдалось, и раздражение у многих заменялось любопытством…

Подошла процессия к самому кремлю. Остановилась. И начала псалмы петь.

– Полчаса уже поют, – мрачно констатировал Иоанн, глянув на песочные часы. – Чего они хотят?

– Так выйди к ним. Спроси, – осторожно предложил митрополит.

Иоанн остро взглянул на него. И ежу было понятно – сговорился, собака. Не мог Мануил решиться на такую авантюру, не подготовившись здесь и играючи лишь «от бедра». Ведь крестный ход встретили и снабдили провиантом. Да и в самом Смоленске всё ладно прошло. С какой радости этих ходоков вообще кто-то пропустил к Москве?

Король немного пожевал губами, испытывая острое желание извлечь свою эспаду из ножен, с которой он не расставался, и снести Феофилу голову. Это было бы сложно. Всё же не тесак. Но ей Богу – он бы постарался. Хотя там даже разок по шее хватит – до позвоночника рассадит.

Видимо, Феофил что-то такое во взгляде Иоанна почувствовал, поэтому опустился на колени и тихо-тихо прошептал:

– Прости, Государь. Но эта вражда стала затягиваться. Я не мог иначе поступить.

– Не мог или не хотел?

– Ты и сам эти слухи слышишь. Народ ропщет. Ты ведь ни к папёжной вере не переходишь, ни христианства не держишься. Нельзя так.

– Я сам знаю, что можно, а что нельзя, – предельно холодно произнёс Иоанн.

– Посланцы иноземные шепчутся. Бояре болтают. Крестьяне ропщут. Нет в том порядка. Опасно так дальше жить. Поговаривать злые языки стали, что-де Антихрист ты. И всем рот не заткнуть.

– Они бы ещё Спасителем меня назвали, – раздражённо фыркнул Иоанн. – Его Вторым Пришествием. Дикари.

– И называют. Ты же воскрес на третий день.

– Рассказывай, – раздражённо прорычал король, отмахнувшись от этого бреда.

– Что, Государь?

– Всё рассказывай. Что задумали?

– Только лишь помириться…

– Лжёшь, собака! – всё-таки выхватив эспаду, прорычал Иоанн. – За дурака меня держишь?! Мануил восстание в Константинополе организовал. Разгром там страшный учинил. Что, просто так? Просто чтобы помириться? Сам-то веришь в этот бред?!

– Государь…

– Правду говори, пёс! Правду! Что удумали?!

Спустя полчаса мрачный и раздражённый король Руси выехал из ворот навстречу крестному ходу с богатой свитой сопровождения. Подле него сидел на коне Феофил с хорошим таким бланшем на пол-лица. Не удержался Иоанн. Приложился. Но митрополит светился как новенькая монетка и ничуть не стеснялся своего украшения.

Вперёд вышел Патриарх Мануил, ведя на цепи Дионисия – бывшего Патриарха, при котором и Иоанна пытались извести, и мать его с отцом сгубили. Причём Дионисий не упирался. Он смиренно брёл, понурив голову. А как речь зашла, так и повинился, что недосмотрел. Недосмотрел, но не отдавал приказы. Они с Мануилом в один голос заявили, что всё это проказы Виссариона Никейского, ныне покойного, что крайне удобно.

А дальше пошли подношения. Такие подношения, от которых Иоанн даже дар речи потерял, не веря в то, что видит их. Как, впрочем, и остальные.