…мир же разрешаю заключать, только если выплатит хан Ибрагим выкуп вдвое к тому, что отца нашего вынудили платить. Выдаст всех пленных русичей, поклявшись прилюдно на Коране именем Всевышнего более наших людей в рабский полон не брать и с торга не продавать. За себя и весь род свой. А коли кто озоровать начнет – тому поклянется голову сечь и имущество провинившегося забирать в казну свою. Если же хан не пойдет на условия мои, то тебе, брат мой, надлежит взыскивать долг мечом или огнем. Ежели удастся – бери город приступом да в разгон его пускай. До бревнышка, до последней крайности. Так, чтобы от него ни кола ни двора не осталось. Токмо ремесленный люд сохрани да к Москве веди. А ежели увидишь, что не будет успеха воинского в приступе, то пускай стрелы с подожженной паклей и выжигай дотла гнездо то змеиное. Дабы урок был всем, кто пожелает и далее с разбойным делом на Русь ходить…

…ежели так случится, что разоришь город или сожжешь, то на подходящем месте в тех землях поставь остроги и оставь в них воинов на зимовку…»

Странная грамота. Разумная, но… очень неожиданная. Юрий Васильевич несколько раз ее прочел, обдумывая и выискивая подтекст тайный. Требования Великого князя были невыполнимы для казанцев. Разумны, справедливы, но хан не смог бы при всем желании их выполнить.

А значит что? Правильно. Великий князь предлагал своему брату и воеводе город либо взять приступом, а потом разорить до самого донышка, либо сжечь дотла. Причем для приступа бочки с порохом и прислал с пояснениями и кое-какими заметками и предложениями…

Проверив еще раз великокняжескую печать, Юрий Васильевич вздохнул и принялся за дело. Грамота писана ясно, печать привешена верная и добро выполненная, да и содержание, чего греха таить, по делу. Ибрагим, судя по всему, действительно не готов к такому повороту событий. Никто не готов. А особенно литвины. Они ведь, узнав об истинных намерениях Москвы, безусловно, в поход выступили бы. Так почему бы этим не воспользоваться?

Юрий Васильевич грамоте подивился, но даже и не подумал о том, каких усилий стоило Ване уговорить отца на такой шаг. У него ведь хватало разных доброхотов, робеющих перед одним именем татарским. При любом раскладе. При любой выгоде. А тут он со своими дерзкими мыслями.

– Так что, мыслишь, не возьмет дядя город?

– Может, и возьмет, – пожав плечами, ответил отец и перешел на новый цикл внушенной ему мантры. – Да только все одно – не удержим.

– А и не надо! – психанул Ваня.

– Как не надо?

– Главное – сковырнуть их оттуда. Ослабить. Показать силу, по заветам могучего Чингисхана. Показать, что мы всегда возвращаем свои долги. И если не отец, то сын вернет. И вернет так, что мало не покажется. Это – главное. А ежели потом все окрестные татары навалятся и выбьют твоих ратников оттуда – то и не беда. Главное – что Казанское ханство будет ослаблено настолько, что серьезной угрозой более не станет. И так на многие годы вперед. Это если оно вообще устоит.

– Ну… – протянул отец, размышляя над словами сына.

– Если же дело выгорит, то ты сможешь получить в свои руки торг по средней Волге и Каме. Пусть и не весь. Но разве не выгодно для твоей казны держать под своей рукой ту великую ярмарку, что собирается под Казанью ежегодно? Да без пошлин местных грабительских и с выгодой для наших купцов. Али я что не то говорю?

– То… – кивнул Иван Васильевич. – Но…

Так и беседовали. По кругу. Пару дней. Пока, наконец, Ваня не уломал отца. Сначала словами здравомыслия простыми, а на второй день расчетами и выкладками…

Осада началась привычным образом. Русские войска приступили к обустройству лагеря, а казанские, улучив момент, решили атаковать – пойдя на вылазку. А вот дальше все пошло вразрез с ожидаемым сценарием…