– Мама, Вы разрешите мне попробовать?

Анастасия размышляла недолго. Это была бы неплохая реклама.

– Да, сынок. Мы обязательно попробуем после соревнований.

– Мама, спасибо! Мамочка, – Иванушка искренне обнимал Анастасию, чем ошарашил мать и репортеров.

Если бы она знала, сколько волнений принесет ее решение, то вряд ли согласилась. Однако слово не воробей, и на следующий день Иван вновь приехал в картинг-клуб. Мальчишка был счастлив: глазищи сияли, лицо улыбалось, сердце пело. Через неделю к Ивану присоединились друзья, и дружная тройка носилась на картах до поздней ночи.

Мать упорно провожала Ивана до школьных дверей. На виду у всех учеников она появлялась из машины, брала мальчика за руку и медленно шла ко входу. Как сын ни пытался спрятать руку, царица ее перехватывала, улыбалась и ласково спрашивала:

– Сыночек, ты что, маму стесняешься?

Ваня молчал и опускал глаза.

– Мальчик мой, ты ведь не хочешь меня огорчить? – продолжала Анастасия.

Иванушка качал опущенной головой. Как отказать матери, когда отец просил его помогать?! И снова на следующий день царица отвозила его в школу, брала за руку и провожала до дверей.

Учился Иванушка на «отлично», но назвать его зубрилкой или ботаником язык не поворачивался. Педагоги отмечали спокойную уверенность и авторитет мальчика в классе. Популярность прибавили его победы в соревнованиях по картингу. К двенадцати годам младший царевич прекрасно стрелял из лука и винтовки, но воздерживался от участия в соревнованиях.

Когда «херувимчику» исполнилось двенадцать, в школе появились новенькие. Подростки наблюдали, как Анастасия привозит и встречает Ивана. На переменах его дразнили маменькиным сыночком и сладким мальчиком, что наносило непоправимый вред репутации «настоящего мужчины». Дальше было одно и тот же: молчаливая ярость – вызов – драка. Когда это случалось, рядом с Ваней вставали близнецы Алешка и Сережка. Как следствие, у кого-нибудь из троицы всегда был разбит нос, светил фонарь под глазом или, на худой конец, разбиты костяшки на пальцах.

После очередной драки Ваню пригласили к директору. Он долго молчал, смотрел на спокойно сидящего перед ним ученика. Мальчика можно было принять за уверенного в своих силах мужчину. Он не суетился, руки спокойно лежали на столе, лицо расслаблено. «Трудный случай», – приблизительно так можно описать мысли взрослого.

– Иван, я пригласил Вас, чтобы разобраться. В последнее время много жалоб на вашу троицу. Мне говорят, что вы начинаете драки по любому поводу. Пожалуйста, объясните мне Вашу позицию.

Царевич поднял взгляд холодных синих глаз и коротко бросил:

– Это оскорбительно.

На лице директора отразились сложные чувства: недоумение, страх потерять работу, непонимание, обреченность.

– Не могли бы Вы пояснить?

– Мне представляется оскорбительным, когда меня называют маменьким сынком, сладким мальчиком незнакомые со мной люди.

Директора обдало холодом: на него ледяными глазами смотрел будущий повелитель. Школьный пиджак сидел как придворный мундир. С кем он беседовал

– Ваше Высочество, позвольте…

– Иван. Мы договорились.

– Да, Иван, позвольте объяснить, – взрослый удивлялся, как повернулась беседа, – в школе не место для драк и грубой силы при выяснении отношений. Вы вынуждаете меня обратиться к Вашей матери.

– Это ваше право. Но, уверяю Вас, лучше от этого не станет, – ребенок твердо смотрел на взрослого. – Думаю, полезнее оставить все как есть. Забияки скоро успокоятся, и жизнь войдет в нормальную колею.

«Это какой-то бред! Меня учит двенадцатилетний молокосос», – думал директор.

– Иван, я прошу Вас и Ваших друзей все же принять мои слова к сведению и держаться в рамках приличий, – еще немного, и директор скрестил бы пальцы на обеих руках, чтобы разговор остался без последствий.