29 января Греч получил от Жуковского письмо с поручением пригласить на «литтературный пир» знакомых ему писателей569 – очевидно, сотрудников «Северной пчелы» и «Сына Отечества». К этому прилагались подписной лист и тридцать билетов. На Греча, таким образом, возлагалась немалая ответственность – обеспечить присутствие на празднике примерно десятой части гостей. «Это меня взбесило, – вспоминал позднее Греч. – Устранили учредителей юбилея от участия в нем и еще дразнят»570. Неудивительно, что в тот же день он ответил Жуковскому подчеркнуто вежливым, но явно недружелюбным письмом:
Ваше Превосходительство почтили меня письмом от нынешнего числа с приложением подписного листа на обед, который дают И. А. Крылову, и 30 билетов. Не имея случая раздать сии билеты и находясь в невозможности, к крайнему моему сожалению, участвовать в сем празднестве, принимаю смелость препроводить к Вам обратно и лист, и билеты, с выражением искреннего почтения и совершенной преданности, с коими имею честь пребыть
Милостивый государь
Вашего превосходительства
всепокорнейшим слугою
Н. Греч571.
Вернув все билеты, Греч тем самым дал понять, что и он сам, и Булгарин отказываются принимать участие в празднике. Разумеется, это не был выпад в адрес Крылова; оскорбленные журналисты метили в Уварова, похитившего их идею.
В его руках бывшая общественная инициатива неизбежно приобрела официозный характер. Речь уже не шла о единодушии литературной корпорации, чествующей своего патриарха. Теперь торжество было призвано являть сплоченность другого рода – в лояльности прежде всего самому министру. Присутствие на празднике всех без исключения «словесников» демонстрировало бы эту управляемую квазикорпоративность, но демарш самых известных столичных журналистов угрожал столь эффектному замыслу.
Высокие ставки игры – на предстоящее событие было обращено внимание самого государя – вынудили Уварова скрепя сердце обратиться к Бенкендорфу с просьбой найти управу на смутьянов. Но даже категорическое требование шефа жандармов, переданное Гречу и Булгарину через Дубельта572, не смогло ничего изменить. В итоге оба все-таки отсутствовали на празднике, и это, разумеется, не осталось незамеченным.
Анализ публикаций, связанных с юбилеем, свидетельствует об исключительном положении, предоставленном газете Воейкова «Русский инвалид». Она первой поместила отчет о торжестве. Были в полном объеме перепечатаны все речи и стихотворения, прозвучавшие на празднике (то есть все, что входило в брошюру «Приветствия, говоренные…», вплоть до перечня музыкальных пьес), и еще несколько материалов: пространная «Запоздалая речь Русских Инвалидов И. А. Крылову», сочиненная Скобелевым (под псевдонимом «Русский Инвалид», с датой «3 февраля 1838 г.»), поздравительные стихи Р. М. Зотова «Нашему поэту-ветерану Ивану Андреевичу Крылову. При праздновании 50-тилетия его славы» и заметка сотрудника Публичной библиотеки И. П. Быстрова об истории басни «Волк на псарне»573. Еженедельным «Литературным прибавлениям к „Русскому инвалиду“» досталось право перепечатки стихотворений Вяземского и Бенедиктова и публикации «Лаврового листка» Гребенки – но не текстов приветственных речей. Попытка издателя «Прибавлений…» А. А. Краевского воспроизвести их в составе своего отчета натолкнулась на прямой запрет Уварова574.
Статья о юбилее, написанная Гречем575 со слов кого-то из присутствовавших (скорее всего, Полевого), смогла увидеть свет в «Северной пчеле» лишь на шестой день после праздника – 8 февраля. К ней прилагались стихи Вяземского, но ни речей, ни других приветствий, ни иных дополнительных материалов, за исключением рескрипта, газета не поместила. Нехарактерные для «Пчелы» медлительность и скудость в освещении столь важного события, по-видимому, объяснялись тем, что министр-цензор намеренно задерживал ее материалы.