Праздник продолжался до девяти часов вечера, а когда его участники встали из‑за стола, их ожидал финальный сюрприз в духе юсуповских театральных затей – в соседнем зале они увидели «большую прозрачную картину, представляющую храм Эскулапов с латинскою надписью»409.
Погодин, сам, по-видимому, присутствовавший на юбилее, заканчивает свой отчет на энтузиастической ноте:
Дай бог нашим врачам и вообще всем нашим ученым доживать до таких юбилеев! дай Бог им заслуживать такие знаки всеобщего добровольного уважения!
Нам остается теперь от лица всей публики засвидетельствовать всеобщую благодарность тем друзьям Лодера, кои первые возымели мысль почтить его таким праздником и доставили случай москвитянам видеть зрелище истинно европейское410.
Описание праздника 6 сентября не случайно появилось именно в «Московском вестнике». Чуть ранее, в июле, там было напечатано сообщение о подписке на акции коммерческого предприятия Лодера – Заведения искусственных минеральных вод на Остоженке, а в следующем году, после его открытия, – статья, рекламирующая новое заведение411. Между тем другие московские журналисты юбилея Лодера не заметили. Он так и остался немецкой причудой, никого не вдохновив на подражание.
Идея общественных чествований в России приживалась с трудом, поскольку здесь еще с 1790‑х годов практиковалось пожалование за большую выслугу лет государственных наград. Нижние чины могли рассчитывать на Анненскую медаль, офицеры – на орден св. Георгия 4‑й степени, чиновники – на орден св. Владимира 4‑й степени. Все это, разумеется, по усмотрению начальства. А в том же 1827 году учрежден специальный Знак отличия беспорочной службы412, как для военных, так и для статских, начиная с выслуги в 15 лет и далее каждые пять лет. Известны случаи награждения таким знаком за 50, 60 и даже 70 лет службы, однако сакраментальная «юбилейная» дата – пятидесятилетие – в этому ряду никак не выделялась, и никаким специальным чествованием пожалование таких наград не сопровождалось.
Мысль отпраздновать юбилей служебной деятельности в том смысле, как он понимался в Германии, закономерно пришла в голову служащим Министерства иностранных дел. 21 мая 1833 года чиновники Азиатского департамента, испросив высочайшее разрешение, отметили пятидесятилетие службы своего неизменного директора К. К. Родофиникина. Однако это еще не был настоящий юбилейный праздник. Чествование носило непубличный характер и состояло в том, что подчиненные преподнесли юбиляру «богатую серебряную на малахитовом пьедестале вазу с надписью „Доброму начальнику“»413.
Следующий шаг был сделан три года спустя. Продолжая приведенную выше запись, Корф отмечает:
<…> чуть ли не первый пример, по крайней мере на нашей памяти, публичного празднества такого рода, сделавшегося официальным через участие (разумеется, милостями, а не лично), которое принял в нем Государь, был юбилей профессора Загорского <…>. После праздновали уже таким же образом юбилей доктора Рюля414.
О юбилее Лодера он не знал или забыл415, но в главном не ошибся: именно в середине 1830‑х годов в России наконец-то начала формироваться собственная традиция профессиональных юбилеев.
2 ноября 1836 года в Петербурге, в зале Дворянского собрания, располагавшегося в доме Энгельгардта на Невском проспекте, был дан праздник в честь пятидесятилетия врачебной службы П. А. Загорского – выдающегося анатома и физиолога, педагога, воспитавшего сотни русских врачей, члена Императорской академии наук и Российской академии