– Я! – раздался сонный голос Митяя, – я сподоблюсь! – И он поднялся.

– Ладноть, все одно. Выдержит ли? – Хист кивнул на больного.

– Все под богом ходим.

Митяй не стал оттягивать уход. Больного, одев в просохшие одежды, вывели на улицу и положили на волокушу. Хист спустился в схрон, принес оттуда медвежью шубу и накрыл больного. С какого боярина или купца снял, было неведомо. Сулим подал Митяю котомку с едой и сунул в руку пучок сухого светца.

Митяй снял шапку, перекрестился, плюнул на руки, надел «хомут» и рывком взял с места, крикнув на прощание: «Покель!».

Вскоре лес поглотил его. Двигаться стало труднее. Мешали кусты, упавшие деревья. Частенько в ход приходилось пускать топор. Но он упорно тащил за собой больного. В его голове ни разу даже не мелькнуло сожаление, что ввязался в это дело. Он тащил и тащил больного. Надвигавшаяся темнота заставила Митяя остановиться. Он разгреб снег, развел костер, напоил юношу отваром. Подбросив дров в костер, чтобы огня хватило до утра, поднял полог ваттамановой шубы, подлез под бок к больному.

– Вместе будем – теплее спать! – с этими словами его голова упала на локоть.

Митяй проснулся на рассвете. Еще не открывая глаз, он почувствовал собачий запах. Отбросив полу, приподнялся и в серо-темной пелене увидел собаку.

– Откеда? Не может быть, – прошептал он.

Но это был огромный пес. Таких Митяю видеть не приходилось.

– Песик! – позвал он собаку, – идь ко мне.

Тот, прихрамывая, прокондылял мимо Митяя и остановился около больного, тщательно обнюхивая его. И тут вдруг с псом что-то случилось. Он радостно заскулил и стал старательно лизать лицо больного. И до Митяя дошло, что псина нашла своего хозяина. Разве мог пес так лизать чужого ему человека!

– Ну что, псина, – глядя на него, сказал Митяй, – нам пора.

На этот раз все чаще и чаще глубокие овраги преграждали путь. Ельник стал меняться на дубовые и березовые рощи. Митяя это радовало: недолго осталось и до Алима. Преодолев очередной подъем, они спустились в удолье. Это вещало о речной близости. Так и есть. Вот и река. Ветер сдул снег со льда, и он, чистый, голубой и прозрачный, казался стеклом, на который страшно было ступать. Но Митяю было не до наблюдений. За рекой Алим. И он, думая только об одном, спокойно вступил на эту зимнюю красоту.

Теперь одна забота – не угодить бы в полынью. Только Митяй об этом подумал, как лед под ним затрещал. Он успел оттолкнуть назад «волокушку» вместе с собакой и… ушел под воду. Вскоре вынырнул и попытался выскочить на лед. Но не успел на него опереться, как тот с хрустом под ним рассыпался. И что-то тяжелое потянуло вниз. Митяй понял, что это шубейка. Он сбросил ее, но это мало помогло. Лед словно издевался над ним. И у парня стал зарождаться страх, который подстегивался тем, что ему все труднее было держаться на воде. Он вторично ушел под воду. Снова вынырнул. Вдруг его мозг прожгла страшная догадка: это – конец!

Страх за свою жизнь, за жизнь больного заставил его еще раз сделать попытку выползти на лед, и он попытался удержаться на другом краю полыньи. Лед выдержал. Собрав последние силы, Митяй выбрался из полыньи. Оказавшись на льду, он не верил еще в спасение и какое-то время боялся даже разжать руки. Надо было срочно утепляться. Не хватало еще погибнуть от мороза. Но запасной одежды не было. Взгляд упал на атаманову шубу. Дорога! Но была не была! Он схватил ее и надел на себя. Устроив дикий танец, вскоре почувствовал, как тело начало согреваться. Можно было продолжать путь. Но его чирики лежали на дне реки. Недолго думая, Митяй отрубил рукава шубы и надел на ноги. Обвязав их веревкой, получил чувяки. Теперь можно двигаться дальше. С опаской он ступал на лед. Но с каждым шагом к нему возвращалась уверенность.