– А почему вас, собственно, это интересует? Разве мы знакомы?

– Ты еще спрашиваешь? Ты мой дом спалил, нехристь! – завопил один из мужиков.

– Что вы с ним разговариваете? Убейте его! Он моих детей сжег заживо! – завизжала какая-то женщина.

– Я?! – открыл рот от изумления Глинский. – Вы с ума сошли? Я – дядя нашего царя! Какой дом? У меня у самого три шикарных дома сгорело и семнадцать лавок, оформленных на подставных лиц!

– Смерть ему! Смерть олигарху! – орала разъяренная толпа.

– Смотрите! – Глинский показал куда-то вдаль рукой и, воспользовавшись секундным замешательством, бросился бежать.

Догнали его только в церкви Успения, где и забили до смерти. После этого москвичи пошли грабить поместья Глинских, убивая всех на своем пути.

Услышав о гибели дяди и московских погромах молодой царь пришел в замешательство.

– Нет ничего ужасней неуправляемой толпы! Самые страшные вещи в мире происходит от людских мятежей и народной демократии! – держался он за голову.

Однако Захарьевы-Юрьевы, устранив Глинских и напугав царя, рано праздновали победу. Совершенно неожиданно в игру вмешалась третья сила.

Бедный ничем не примечательный новгородский священник Сильвестр, находясь в это время в Москве, смекнул, что настал его час, взял посох и отправился пешком в царскую резиденцию в село Воробьево.

Иван Васильевич с тоской смотрел на дорогу, ожидая с минуты на минуту появление разъяренной толпы, как вдруг увидел бредущего седого длинноволосого священника, который одной рукой опирался на посох, а другую поднял указательным перстом вверх.

– Пророк какой-то идет! – струхнул царь. – Похоже, все-таки наступил конец света!

– Опомнись, царь! Ты прекрасен умом, но слишком легкомысленный! – закричал, едва увидев его священник. – Ты попадешь в великую беду, если не будешь слушаться меня! Московские пожары – это тебе знак, что терпение Господа на исходе!

– Ты кто такой, старец? – с некоторым испугом закричал в ответ Иван Васильевич. Он был в то время очень религиозен и вид священника, появившегося еще при таких грозных обстоятельствах, произвел на него глубокое впечатление.

– Я поп Сильвестр! Огонь небесный испепелил Москву за наши грехи!

Я пришел спасти твое царство!

– Слава Господу! Это еще не конец света! – облегченно перекрестился царь и велел охране пустить к себе нового знакомого.

Иван Васильевич и поп Сильвестр уединились вдвоем в покоях государя

и не выходили несколько часов. Придворные и бояре не знали, что и подумать. Некоторые из них, опасаясь за жизнь царя, предлагали даже ворваться в его спальню, однако большинство настояло на том, чтобы терпеливо ждать развязки.

Вышли царь и поп к людям вместе, держась за руки, как самые близкие люди. Все боярские кланы были в шоке, а особенно Захарьины-Юрьевы (будущие Романовы).

– Я старался, поджигал, рисковал жизнью и свободой, а тут приходит какой-то никому неизвестный поп и прямо из-под носа уводит у меня царя! – переживал шурин царя Никита Романович Захарьин-Юрьев. – Есть справедливость на этом свете?!

Вскоре под окнами резиденции действительно появились погромщики, однако, увидев Государя, повалились на колени. Иван Васильевич в свою очередь объявил им милость, обещав за свой счет восстановить сгоревшие дома и торговые лавки. Бунтовщики угомонились и отправились в обратный путь, громко славя царя (впоследствии все зачинщики бунта были вычислены и арестованы).

После такого счастливого окончания восстания, Иван Васильевич проникся уважением и доверием к Сильвестру, который все это тревожное время не отходил от него ни на шаг, громко молясь и призывая Господа в защиту.