Койбынское ущелье пролегает между Тигровыми горами, почти лишёнными растительности, названными так за свой удивительный даже в Джунгарии цвет. Сложенные жёлто-коричневыми глинами Праилийского моря, ныне причудливо размытыми, с полосами беловатых разводов, они создают впечатление складок тигровой шкуры, кинутой на землю.
Река Борохудзир поражает контрастом: после зноя и пустынных просторов Калкана зелень и свежий полынный ветер бодрят душу. Из травяного малахита склонов вдруг встают красные, оплывшие сверху столбы – к ним и устремлялся Иван в поисках ископаемых костей.
Долгий путь настраивал на неспешные размышления. Иван воспоминал виденные в разных частях Семиречья гряды холмов, под ярким полуденным солнцем на гладкой гальке долин Иван замечал огромные тёмные кости. Поверхность их, покрытая, словно полировкой, пустынным загаром, блестела. Остатки динозавров виднелись повсюду: торчали в песчанике обрывов, выглядывали из бугорков, сложенных из крупной, плотной, словно спрессованной гальки. Так вот откуда берутся сказки о драконах! Встречая такие кладбища, кочевники, конечно, рассказывали о них другим племенам, широко пошла народная молва, а воображение рисовало красочные сцены сражений богатырей и чудовищ.
Мощность костеносного слоя достигала порой восьми метров. В ширину гряды занимали нескольких сотен метров, а в длину тянулись порой на тридцать километров. Миллионы тонн костей залегали здесь. Однако для коллекции Иван взял всего несколько кусков. Пропитанные кремнием и железом, они оказались необычайно тяжёлыми и плотными.
Ивану ясно представилось, что местонахождения, которые он посетил, – разрозненные ныне части единой прежде структуры.
Сухие ветки саксаула горели бездымно и жарко. Ночью, когда угли костра потухали, а в космической дали ярко вспыхивали искры звёзд, на холодной земле Иван ощущал себя словно в глубинах времени. Отчётливо представлялись ему картины геологического прошлого Средней Азии: здесь, где он сидит, в незапамятные времена плескались морские волны. Затем «мощные горообразующие процессы всколыхнули огромными цепями и гирляндами гор весь Азиатский материк и в конце каменноугольного периода окружили мощные массивы Сибирского и Российского щитов складками горных хребтов. Тогда создался Урал, связавшийся через Киргизские степи с Алтаем, а из глубин древнего моря потянулись складки древних цепей Тянь-Шаня и Алтая, кое-где опоясываемые древними рядами вулканов ‹…›, а под поверхностью хребтов бурлили расплавленные массы, приносившие наверх пары металлов. Море ушло, и его место заняла суша, до наших дней не заливавшаяся водами океанов в восточных частях страны. Десятки, сотни миллионов лет тянулось это время. Разрушались горные цепи. Воды смывали и намывали пески, галечники. В одних местах в отдельных озерках и болотцах накапливались угли из тропической растительности, в других отлагались соль и гипс из соляных озёр пустыни. Климат периодически менялся. Горячие сухие периоды сменялись жаркими, но дождливыми периодами, длящимися тысячелетиями. Страна заравнивалась, а по долинам и низинам откладывались тысячеметровые осадки, скрывая древние хребты под покровом песка и глины. Море сменилось горами, горы сменились пустыней, ещё более бесплодной и безводной, чем сейчас.
Но вот снова заволновался Туркестан. Громадные подземные волны стали нажимать на поверхность земли Европы и Азии. Ожили каменные массы. Снова из глубин вод, из горных песков стали вырастать горные цепи. Земля стала ломаться, появились громадные трещины. Одни глыбы земли начали опускаться, другие – подниматься, и снова из земли выросли горы: теперь это были знакомые нам хребты. Тогда наш Копет-Даг, как по линейке отрезанный с севера такими трещинами, стал подниматься из глубин. Колоссальные хребты Памира, Алая и Тянь-Шаня поднялись выше снеговой линии. С них потекли мощные реки Аму- и Сыр-Дарья, а на западе морские волны несколько раз набегали, заливая низины, осаждая ракушки и снова убегая на запад»