Ворот наверху крутился медленно, а значит, и поднимался наверх Иван тоже небыстро. Скорее всего, это было связано с категоричнейшим несоответствием веса кадушки, наполненной водой, и кадушки, наполненной Иваном.

Пока бадья медленно поднималась вверх, Дурак глазел по сторонам и от нечего делать сочинял благодарственную речь, которую он скажет своему спасителю. А лучше спасительнице. Тогда и отблагодарить ее можно будет сразу. Так сказать, не отходя далеко от колодца.

Стены колодца были все какие-то склизкие, с зеленоватым оттенком, видимо, их давно не чистили. Мысли в голове Дурака были не лучше. Он в красках представлял себе, какая его наверху встретит раскрасавица, и как он вылезет из бадьи, весь мокрый, но счастливый, как он сразу же сразит ее красотой своею и красотой слога своего.

Он скажет ей примерно так:

– Долго я сидел в колодце, но теперь-то я спасен! Вышла дева из народца, и я ею потрясен.

Или так:

– Раскрасавиц я таких не видал от сих до сих! Я красою удивлен и навеки покорен!

А может, сказать так:

– Без тебя, моя молодка, не прожить теперь ни дня! Мы с тобой в любовной лодке! Как же я люблю тебя!

Ну какая красавица устоит перед таким напором?! Дело будет в шляпе. Как пить дать. Оставалось только выбрать наилучший вариант, чтобы уж, так сказать, с гарантией.

Пока Дурак раздумывал над различными вариантами соблазнения красоток из Большого Мира, он уже поднялся почти к самому верху колодца. Вот уже можно было достать руками до края, чем Иван и не преминул воспользоваться. И хотя края колодца были довольно скользкими и Дурак чуть не сорвался обратно в желто-зеленую лужу, но все-таки он сумел удержаться, затем подтянулся, перевалился через край колодца на землю и застыл в таком положении с закрытыми глазами. После такого физического упражнения следовало хорошенько отдышаться. Да и погреться под ласковыми лучами солнышка тоже не мешало.

Про заготовленные для спасшей его дивчины речи Дурак вспомнил не сразу. Он открыл глаза, стал искать свою спасительницу и уже даже начал говорить «моя молодка, раскрасавица моя», как осекся на полуслове. И корнишоны его, как говорится, завяли в мае.

Глава 3. Здравствуй, Ваня!

Жизнь Маруси была трудна. А какой еще она может быть у одинокой женщины, без мужа, без детей, да и еще в глухой российской деревне? Как говаривал один небезызвестный литературный персонаж, «я человек завистливый, но здесь завидовать нечему». Это он как в воду глядел: завидовать здесь было действительно нечему.

Маруся крутилась как белка в колесе. Чтобы успеть в город на работу к 8 часам, подниматься утром ей приходилось не позже 5, что само по себе, прямо скажем, не очень приятно, а затем ехать на трех автобусах, зачастую в давке и тесноте. А потом сидеть 12 часов на кассе супермаркета, вежливо улыбаться всяким неприятным типам, мечтая про себя, чтобы они провалились отсюда в тартарары.

Но к ее большому сожалению, они не проваливались, и приходилось считывать их покупки, принимать от них деньги и давать им сдачу. А попробуй ошибись, нечаянно не ту бумажку дай, так скандал такой закатят, как будто невесть что случилось. А если лишнего им дашь, то и не признается никто, ноги в руки и бегом домой.

Когда же посетителей в магазине не было (а это составляло процентов 80 рабочего времени), Маруся сидела, расслабленно развалившись на своем кресле, и мечтала. Мечтала она вот уже на протяжении последних 20 с лишним лет в общем и целом об одном и том же. О мужике. Но вот если говорить о конкретном воплощении желаемого образа на разных этапах ее существования, то тут уже были значительные расхождения.