Барков вместе с другими студентами слушал лекции профессора «древностей и истории литеральной» Христиана Готлиба Крузиуса – тот «толковал древних римских авторов». Профессор Иосиф (Иоганн) Адам Браун читал курс философии, профессор Фридрих Генрих Штрубе де Пирмонт – курс новейшей истории.

«Целлариеву орфографию» и «Гейнекциевы основания чистого штиля» преподавал профессор Тредиаковский, математические науки – профессор Георг Вильгельм Рихман. Поэтику и красноречие студенты постигали на лекциях профессора Иоганна Эбергарда Фишера. Ломоносов читал курс «Истинной физической химии». Кроме того, он преподавал стихотворство. Лекции Ломоносова по стихотворству посещали многие студенты, в числе которых были Барков, Поповский, Дубровский, Волков, Яремский.

В начале своей учебы в университете Барков был одним из лучших студентов у Крузиуса, средним – у Тредиаковского. Фишер полагал, что он либо вовсе не годен к историческим наукам, либо слишком рано начал ими заниматься. Рихман считал, что Барков мало осведомлен даже в арифметике. После экзаменов в феврале 1750 года академик историк Герард Фридрих Миллер, впрочем, заключил, что Барков всё же достиг некоторых успехов в арифметике, в отличие от других математических наук, не многому научился в философии, но обнаружил склонности к изучению античной литературы и переводческой деятельности: «Он объявляет, что по большей части трудился в чтении латинских авторов, и между оными Саллюстия, которого перевел по-русски Войну Катилинову; понятия не худова, но долго лежал болен, и кажется, что острота его от оной болезни еще нечто претерпевает»[90]. Характеристика поведения Баркова, данная профессором Фишером, оставляла желать лучшего: «средних обычаев, но также склонен к худым делам»[91].

В «худых делах» отличался не только Барков, но и другие студенты. Шумная студенческая жизнь с веселыми попойками, девками, драками, всевозможными «предерзостями» в адрес начальства вынудила профессора Фишера, в обязанность которому было вменено осуществлять надзор за нравственностью студентов (для этого ему дали квартиру в доме баронов Строгановых, где было студенческое общежитие), обратиться в Академическую канцелярию с просьбой дать ему команду из восьми солдат и двух кустосов (то есть надзирателей). «Фишеру отрядили одного академического солдата в “безсменные ординарцы” и разрешили нанять двух кустосов»[92]. Соглядатаи Фишера – студенты Поповский и Яремский – доносили ему на своих товарищей. Разумеется, товарищи не терпели их за это, всячески обижали, а порой и били[93].

Барков, отличавшийся дерзким нравом, обостренным чувством собственного достоинства, нетерпением к несправедливости, в «худых делах» преуспел. Так, 23 марта 1750 года на основании приказа президента Академии наук графа К. Г. Разумовского «велено студента Ивана Баркова за его из университета самовольную отлучку и другие мерзкие проступки в страх другим высечь, что и учинено»[94]. В 1751 году ректор университета Степан Петрович Крашенинников в «Доношении» сообщал, что Барков после кутежа ушел из университета без дозволения, пришел к нему, Крашенинникову, в дом, «с крайнею наглостию и невежеством учинил ему предосадные выговоры с угрозами, будто он его напрасно штрафует»[95], а потом еще и «чернил» перед профессорами. Опять последовало наказание, опять Баркова высекли.

В Российском государственном архиве древних актов хранится «Дело о студенте Академии наук Иване Баркове, сказавшем за собою “слово и дело” в пьянстве». На четырех пожелтевших от времени листах – неразборчивый текст, который по нашей просьбе прочла главный специалист архива, кандидат исторических наук Наталья Юрьевна Болотина. Мы ей чрезвычайно признательны за это, так как в «Деле» представлена весьма драматическая история, связанная с очередным проступком Баркова. Приведем этот документ полностью.