– Не твоё дело, – буркнул кто-то, тут же короткий удар справа и голос заткнулся, перейдя на заунывное подвывание.

– Аккуратнее, им ещё родину защищать, – невозмутимо сказал Гера и кинул вопрос в толпу, подняв Ленкину руку: – Чья?

«А ничья»! – внезапная одинокая мыслишка проскользнула в голове и улетучилась. Ленка снова неестественно хохотнула захлёбывающимся смешком.

– Моя! – пара нескончаемых ног выдвинулась на два шага вперёд как из строя на школьном плацу. Ленкин взгляд упёрся в коричнево-оранжевую куртку Серого на уровне груди. Ладонь его уверенно перехватила её руку, потянула к себе.

– Ты, шкет, смотри за ней, – назидательным тоном сказал Гера. Он, наконец, отпустил Ленкино запястье и легонько подтолкнул её к Серёге, она лбом уткнулась в холодную болонью. – Переколотит ваши головы как орехи. Всё, пацаны, войнушка окончена, по домам.

А шкет, на полметра выше корейца, надёжно упрятал подмышкой до смерти перепуганную Ленку. То ли чтобы и впрямь от страха никого не поубивала, то ли чтобы никому не отдать.

За всю дорогу ни слова, натянутость звенела струной, тишиной давила на барабанные перепонки. Беззвёздное ноябрьское небо стелилось низко, осыпалось сыростью на плечи. Дождь, не дождь, в волосах поблёскивала мелкая морось, но так и шли с непокрытыми головами. Друг на друга не смотрели, утонули в своих мыслях. Неподалёку заревел ишак «И-ау, и-ау-у, и-и…»! Заглох на выдохе, не допев лебединую песню. Засмеялись негромко.

– Лен, мы бы все…, – начал Саня.

– Да знаю, – перебила она. – Просто у кого-то ноги длиннее.

Снова усмехнулись.

– А ты что, и, правда, шарахнула бы? – спросил Лёнчик, потирая то бок, то кулак. Он успел и врезать и получить.

– Конечно.

– Офигеть! И сами бы….

– А как ты нами управляешь? – ни с того ни с сего спросил Серый и с легонца пнул попавший под ноги камень.

– Никак, – смутилась она и перевела разговор в безопасное русло: – А что там случилось? Ну, Сафрон этот, что делал?

Пацаны наперебой принялись рассказывать про приёмчики из каратэ и Ленка вздохнула с облегчением.

Дома отсидела за столом, впопад отвечала на вопросы, вполуха слушала Светку с её нескончаемой трескотнёй. Та оживленно болтала ногами под столом и вещала про гопаки и лезгинки, занималась народными танцами в школьном кружке. Ленка торопливо умылась, залезла под одеяло и долго крутилась с боку на бок, придавленная неразрешимой загадкой – почему Серый?

Об этом эпизоде больше не вспоминали, жизненный уклад вернулся в привычную колею. Однако каратэ посвящать стали всё свободное время. Сначала бомбили «грушу», затем махали ногами и руками с отрывистым «Ки-йя»! Она тоже училась, мало ли?

А совсем скоро, через каких-то семь месяцев, школа для пацанов закончилась. Отзвенел последний звонок, откружил вальсами выпускной, разделил рассветным утром юность и взрослость. Они уже там, Рубикон свой перешли, а Ленка на территории детства осталась одна.

По пронзительности с тем летом сравнить нечего. Она понимала – конец, они догадывались – конец. Вместе мотались в Ташкент, бесцельно гуляли по городу, догуливали, взахлёб договаривали недоговоренное, как будто чувствовали. Купались на Чирчике, валялись под той же ивой и молчали. Ещё не чужие, но уже не свои. И вроде всё как всегда и всё иное. Назад пути нет.

Лёнчик и Саня подали документы в Гидромелиоративный техникум, туда шли все кому не лень. На каких мелиораторов учили и не вспомнить, но принимали даже троечников, а после десятого класса сразу на второй курс. Серый в ТашПИ на Общетехнический факультет. И всё сами, за руку никто не водил. Выбрали, поехали, сдали экзамены. Отличительная черта того времени – самостоятельность. А она зашкаливала и развивала ещё большую независимость, способность приспосабливаться к условиям без родительской опеки. Может, потому и выживали в девяностых, что могли адаптироваться к обстоятельствам и рассчитывать только на себя.