«Бродский снисходительно отзывался об итальянских фашистах? Но их любили и д’Анунцио, и Маринетти, и русские футуристы!» Да какое нам до них до всех дело! Можете и себя записать в их компанию. Можете еще назвать многих, например, генерала Петра Краснова. Ведь тоже писатель! Этот не только любил фашистов, в том числе персонально самого Гитлера, но и воевал вместе с ними против своей родины. А что касается русских футуристов, то когда Маринетти еще до революции припожаловал в Россию, то их вождь Маяковский не пожелал встретиться с ним. Это ж додуматься надо – записать Маяковского в почитатели фашистов…
«Бродский сказал: «Я лучше поеду в Польшу, чем в Россию». Но сказал же его славный собрат «Прощай, немытая Россия!» – и мы ему простили». Кто простил? Я лично никогда не прощал этот гнусный стишок его автору, и всегда был уверен, что это не Лермонтов, хотя бы потому, что он не только никуда из России не уезжал, но и за «хребтом Кавказа» никогда не был. В обстоятельной работе «Странная судьба одного стихотворения» я доказал полную недоказанность авторства Лермонтова. Желающие могут прочитать эту работу в журналах «Слово» № 10’89 или «Кубань» № 10’89 и № 5 и 9’90 (полный текст).
«Павлов ищет и находит неприятные для нашего слуха фразы у Бродского. Но «Я люблю смотреть, как умирают дети», – приятная фраза?» Тут уж окончательно выплывает вся суть защиты: автор считает, что если большой поэт сказал мерзость, то это не мерзость, и ее можно спокойно повторять вслед за ним. Не понимает, вернее, не смеет понять, что мерзость остается мерзостью независимо от того, кто ее творец.
И вот таким образом надергав из множества авторов «аналогий», сделав из них нужные выжимки и приложив к Бродскому, Шамир посчитал, что дело сделано, облик его кумира сияет во всей красе. И в довершение тяжкого труда заявил, как помним, что стихи Бродского «остаются в золотом фонде русской поэзии». Ох, уж этот золотой фонд, кого только в него не сажали… И дальше автор конкретно называет одно из бродских сокровищ этого фонда: «Ода на смерть маршала Жукова» – вершина русской патриотической поэзии». Не рядовое сокровище, а вершина!..
Однажды генерал В. И. Варенников подарил мне на день рождения прекрасно изданную книгу «Георгий Жуков. Фотолетопись». Издатели нашли в ней место и для трех стихотворцев, все – из одного гнезда: Иосиф Бродский, Григорий Поженян, Галина Шергова. И все трое – об одном: о жестокости Жукова. Первый в своей «Оде» восклицал:
О защите отечества сказал как о бессмысленном жестоком кровопролитии. Лихой патриот! И какая великая новость: оказывается, не враг проливал кровь защитников родины, а маршал Жуков. Собственноручно. Какой крутой вираж нового мышления!
Затем Бродский, почесав в затылке, вопросил: «Что ж, горевал?» Тут как тут с ответом Поженян: «Он солдат не жалел…» Спасительная аналогия на сей раз сама идет в руки Шамиру, он может сказать: «Да, Бродский так писал. Но то же самое писал и Поженян о Жукове».
Так ведь и у нас аналогии есть, в том числе среди самых уважаемых и чтимых в народе полководцев, – от Суворова и Кутузова до Фрунзе и Рокоссовского… Тоже «пролили крови солдатской» немало. А нет ли у Бродского стихов «На смерть генерала Моше Даяна»? Не подсчитывал, сколько тот пролил крови в войне с Египтом? Странно, если нет. И почему сказано о «чужой земле»? Что, Жуков был захватчиком чужих земель? Увы, ему пришлось воевать в основном на родной земле, очищая ее от оккупантов.
Но слушайте дальше: