– Выйдем из мудрости как из отвратительного рудника, и войдём, как плоды, приправленные гордостью, в огромную и кривую пасть ветра!.. Отдадим себя на съедение неизвестному, не вследствие отчаяния, но просто для того, чтобы обогатить неисследимые резервуары нелепости!

Сказав эти слова, я круто повернулся, с азартом шалого пуделя, кусающего свой собственный хвост, и вот внезапно двое циклистов^>2 выбранили меня, покачиваясь передо мною как два убедительных и тем не менее противоречивых рассуждения. Их глупое волнение захватывало мою территорию… Какая скука! Тьфу!.. Я не стал долго разговаривать, и от отвращения – трах! – шлёпнулся вниз головою в яму…

О, материнская яма, наполовину наполненная грязной водой! Фабричная яма! Я смаковал твою крепительную грязь, которая напоминает мне святые чёрные сосцы моей суданской кормилицы^>3!

Когда я выпрямил своё тело, грязную и дурнопахучую швабру, раскалённое железо радости восхитительно пронизало мне сердце.

Толпа рыболовов-удильщиков и подагрических натуралистов волновалась от ужаса по поводу этого чуда. Эти терпеливые и кропотливые души высоко поднимали громадные железные сети, стараясь выловить мой автомобиль, напоминавший огромную, увязшую в грязи акулу. Он медленно вынырнул, оставляя в грязи, точно чешую, свою тяжёлую оправу здравого смысла и набивку комфорта.

Её считали мёртвой, мою добрую акулу, но я воскресил её одним ласковым прикосновением к её всемогущей спине, и вот она ожила и поплыла полным ходом на своих плавниках.

Тогда, в масках из славной фабричной грязи, полной шлака, бесполезного пота и божественной сажи, держа на перевязках наши раздавленные руки, среди жалоб мудрых удильщиков и огорчённых натуралистов, мы продиктовали нашу первую волю всем живым людям земли:

Манифест футуризма

1. Мы желаем воспеть любовь к опасности, привычку энергии и безрассудства.

2. Основными элементами нашей поэзии будут: смелость, дерзость и бунт.

З Тогда как до сих пор литература возвеличивала задумчивую неподвижность, экстаз и сон, мы желаем прославить агрессивное движение, лихорадочную бессонницу, гимнастический шаг, опасный прыжок, пощёчину и затрещину.

4. Мы объявляем, что великолепие мира обогатилось новой красотой: красотой скорости. Беговой автомобиль с его кузовом, украшенным большими трубами, напоминающими змей с взрывчатым дыханием… ревущий автомобиль, который точно мчится против картечи, – прекраснее, чем Победа Самофракии*.

5. Мы желаем воспеть человека, держащего маховое колесо, идеальный стержень которого проходит сквозь землю, пущенную по своей орбите.

6. Нужно, чтобы поэт тратил себя с жаром, блеском и расточительностью, чтобы увеличить восторженное рвение первичных элементов.

у. Красота только в борьбе. Нет шедевра, который не был бы агрессивным. Поэзия должна быть бурным натиском на неведомые силы, чтобы заставить их склониться перед человеком.

8. Мы на крайнем пределе веков!.. К чему оглядываться назад, раз нам нужно высадить таинственные двери невозможного? Время и Пространство умерли вчера. Мы живём уже в абсолютном, так как мы уже создали вечную вездесущую скорость.

9. Мы желаем прославить войну – единственную гигиену мира – милитаризм, патриотизм, разрушительный жест анархистов, прекрасные идеи, которые убивают, и презрение к женщине.

10. Мы желаем разрушить музеи, библиотеки, сокрушить морализм и всяческую оппортунистскую и утилитарную трусость.

11. Мы будем воспевать огромные толпы, взволнованные трудом, удовольствием или восстанием; многоцветные и многоголосые бури революций в современных столицах; ночную вибрацию арсеналов и верфей под их бурными электрическими лунами; жадные вокзалы, пожирающие дымящихся змей; фабрики, подвешенные к облакам шнурками своих дымов; мосты с прыжками гимнастов, переброшенные через дьявольские ножи озарённых солнцем рек; предприимчивые пакетботы, обыскивающие горизонт; широкогрудые локомотивы, фыркающие от нетерпения на рельсах подобно громадным стальным коням, взнузданным длинными трубами; скользящий полёт аэропланов, винты которых шелестят точно знамя, и аплодисменты восторженной толпы.