Понте Веккьо, Старый Мост, – когда я думаю о Флоренции, я вспоминаю, прежде всего, о нем. Широкие редкие арки его перекрытий и более узкие частые арки пешеходной галереи, – будто аккорд над зелеными с матовым блеском водами Арно. Река Арно заметно уже Москвы реки, но достаточно полноводная и своенравная: в 60-ых годах она вышла из берегов и затопила город. В соборе Санта-Кроче, где покоится прах Микеланджело, видны светлые линии на колоннах отмечающие верхний уровень затопления собора – не менее двух метров от пола… Тогда пострадали многие драгоценные полотна. Представляю себе сюрреалистическую картину: среди леса колонн в этом соборе плавают лодки с людьми спасающими, что еще можно спасти…

Подхожу к мосту и еще с набережной, издалека, замечаю посреди реки, под аркой моста, какое-то непонятное движение: по гладкой поверхности воды снуют какие-то точки. Что это?… Майское солнце светит жарко, мост заполнен туристами, какие-то девицы, сняв рюкзачки, растянулись, отдыхая, прямо на его теплых чистых камнях. Дохожу до бюста Челлини. Шевелюра мастера несколько всклокоченна, будто от бесчисленного множества идей и способностей, правый глаз испачкан бельмом голубиного помета. Заглядываю за каменные перила моста и не верю глазам. На рубеже света и тени от моста, у самой поверхности воды, деловито шевелится огромная рыбья стая. Да какие тут великаны! – до полуметра и более длинной, по сравнению с которыми все остальное, считавшееся бы вполне достойным у подмосковного рыболова, кажется просто мелочью! До сих пор не могу понять какая это порода таких крупных стайных рыб, если только не лососевые, – но о лососях в Италии я не слышал! Вода бело-зеленоватая, будто в ней растворили мел, такая мутная, что ничего не увидишь глубже чем на ладонь (странно, почти такая же, как в Венецианской лагуне!), но они плавают у самой поверхности то и дело, беспокоя ее коричневыми толстыми спинами и плавниками. И это почти в центре большого современного европейского города!.. У подходящих к перилам туристов глаза удивленно округляются, они машут руками, подзывая своих спутников, показывая на воду. Кто-то щелкает фотоаппаратом, пытаясь запечатлеть это экологическое чудо. В воду летит вафельный стаканчик с недоеденным мороженым. «Лососи» (или речные лоси?) сразу же принялись деловито тыкаться в него рыльцами, отхватывая кусочки, и из стаканчика потянулись белые молочные волокна. Тонкая, как игла, спортивная байдарка вышла из-под моста и скользнула чуть в стороне, не потревожив стаю. Спортсмен в красной футболке равномерно и четко работал веслами.

За два дня я прошел Флоренцию накрест: от вокзала и Санта-Мария Новелла до Санта-Кроче и от дворца Питти до Галереи Академии. В центре креста собор Санта-Мария дель Фиоре (флорентийцы чаще называют его необычно просто – Собор, Дуомо) с ажурной колокольней и площадью перед ним.

В первый день во Флоренции я стоял в тени этой знаменитой колокольни, детища Джотто, Пизано, Фиорованти и Таленти (солнце было жарким) в ожидании гида с тем странным ощущением происходящего, которое не покидало все время пребывания в Италии. Бывший невыездным всю жизнь я слишком привык к мысли, что никогда не попаду за границу и убеждение это, кажется, успело закрепиться на молекулярном, генетическом уровне и оттого никак до конца не верилось, что происходящее – реальность. «Неужели я в Италии? – и вот эта тень, которой я так утилитарно воспользовался, итальянская, да еще от колокольни Джотто?! И люди вокруг меня итальянцы!»

«Да, это так, – отвечал я сам себе, – я в Италии, во Флоренции, и эта тень – итальянская, от настоящей колокольни Джотто, и люди вокруг меня итальянцы, и камни итальянские, и полосатые тенты над витринами кафе и магазинчиков, и Собор, и площадь с пижонами карабинерами, несмотря на жару щеголяющими в белых перчатках в застегнутых на все пуговицы кителях, затянутыми галстуками и в кривых, лодочкой, фуражках. И здесь я смогу свободно ходить и гулять целых два дня…»