Наконец, ключевую находку сделали Роуз и Аналин. Отплыв на юг от бухты, они разглядели среди прибрежных скал покачивавшийся на волнах туристический рюкзак – один из десятка подобных, лежавших на второй палубе парома. Запечатанный в гермомешок, он выдержал пять дней плаванья и не промок. В лучах заходящего солнца почти тридцать человек наблюдали, как Роуз и Аналин неторопливо, с преувеличенной торжественностью вынимают из пятидесятипятилитрового рюкзака чьи-то вещи – возможно, вещи утонувшего и в эти секунды кормившего рыб человека, – оценивающе кивали, если видели что-нибудь толковое, и ворчали, обнаружив бесполезное. Пять дней, а они уже превращались в дикарей.

– Толпа. Грёбаные отбросы, – прошептал Говард.

– Просто дети, – так же шёпотом ответила Диана.

В рюкзаке лежали одноместная палатка, тонкий спальник, сухие синтетические вещи, кое-какая дребедень вроде купальника в зелёный горошек, путеводителя «Лонли Плэнит» и растрёпанного романа на немецком. Наиболее ценными оказались топорик, мультитул, нож, кружка, маска с трубкой и сразу три зажигалки «Бик». Из еды в рюкзаке были только две пачки крекеров, которые Роуз тут же разделила между выжившими. До полуночи все копались в найденных вещах. Палатку и спальник, не споря, отдали Майклу и согласились в дальнейшем приберегать для тех, кто больше других нуждался в отдыхе. Спать легли перед костром, довольные и радостные, будто добились невесть каких результатов. Лишь на утро шестого дня пустой живот напомнил выжившим об ужасе их положения. Футболки и шлёпки голод не утолят.

До обеда ныряльщики продолжали рыскать в бухте. Осмелев, заплыли в прежде запретную сторону – к разлагавшемуся и не желавшему уплывать капитану Алистеру, однако ничего важного не нашли. Вымотавшись, вернулись на берег и с отвращением принялись жевать кокосовую кашицу. Между тем Самоедов не унывал. Придумал возвести шалаши из веток и пальмовых листьев. Выбрал единственно доступное место – травянистую проплешину между кокосовой рощей и южной оконечностью пляжа. Подговорил нескольких филиппинцев помочь ему и отправился с ними собирать строительный материал. Говард, узнав об их планах, решил вмешаться.

– Ты хочешь торчать здесь? – обратился он к Мактанголу. – Или выбраться?

Мактангол нахмурился, не понимая, к чему клонит американец. Говард не торопил его. В итоге филиппинец сказал:

– Хочу выбраться.

– Тогда иди за мной.

Говард пошёл в сторону кокосовой рощи. Решительность его шага привлекла внимание, и следом вытянулся хвост любопытствующих. О, людям нравятся представления! Они их чуют. И если под рукой нет пульта, чтобы включить шоу Элен, шоу Джона Стюарта или какое шоу тут, на Филиппинах, популярно, довольствуются мелкими соседскими разборками.

Одолев пригорок и увидев первые заготовки будущих шалашей, Говард с ходу принялся их разбрасывать. Мактангол, помедлив, присоединился к нему и даже сломал несколько крупных ветвей, воткнутых в землю наподобие стропил. Вопросов он не задавал – верил, что Говард в нужное время объяснит своё поведение, и не ошибся. Самоедов и его люди стояли рядом. Молча наблюдали за происходящим, как и прочие зеваки на пригорке.

– Зачем? – спросил Самоедов, когда Говард, удовлетворённый сделанным, остановился.

– Затем, что мы не собираемся тут жить, – громко и отчётливо ответил Говард. – Твоя дочь накормила нас кошачьим кормом. Не пожадничала. И мы ей признательны. Но вряд ли у неё найдётся другая заначка, верно? Мы должны выбраться с чёртова пляжа, а не торчать тут, пока не перемрём с голоду.

– Это не мешает сделать укрытие от дождя.