Пройдя по длинному коридору второго этажа, который был украшен различными картинами и полотнами на тему средневековых битв, он дошёл до винтовой лестницы, полностью сделанной из белого мрамора. Лутцио в последнее время тяжело давались лестницы, особенно подъём по ним, но отказываться от такой роскоши он не хотел. Опираясь на перила, он начал свой спуск. Спустившись на первый этаж, прошёл ещё через один коридор, который по убранству не уступал первому, и вот наконец оказался в обеденном зале.

Попадая сюда в первый раз, любой от удивления невольно приоткрывал рот и испытывал желание всё детально рассмотреть и потрогать. В середине зала расположился массивный прямоугольный стол из красного дерева на двадцать персон. Его изюминкой было то, что поверхность стола была зачарована и напоминала водную гладь – если кто-то ставил на неё какой-либо предмет, то от него исходили во все стороны водяные круги, такое зрелище невольно завораживало. Вокруг стола стояли отделанные бархатом стулья, так же из красного дерева и покрытые позолотой.

Потолок расписали лучшие художники столицы, на нём была изображена сцена, как ангел с золотыми крыльями спускается с небес на поле брани и протягивает руку воину, истекавшему кровью и облокотившемуся на сломанное древко копья, на вершине которого развевалось по ветру порванное красное знамя с изображенным на нём драконом. В центре под самым потолком парила в воздухе огромная хрустальная люстра. Она выглядела массивно и дорого, но главной её ценностью было то, что каждый хрусталик являлся на самом деле огранённым лунным камнем, добытым из самого сердца эльфийских лесов, и в ночное время по залу разливался мягкий белый свет.

По периметру комнаты на стенах располагалось различное оружие: щиты, мечи, алебарды. Одни из них были покрыты рунами, другие переливались и испускали голубоватый или красноватый свет, что говорило об их редкости и ценности.

– Ну наконец-таки завтрак, кажется, будто я не ел целую вечность, – хоть путь его и не был столь долгим, но появившаяся одышка ещё звучала в голосе.

И минуты не промедлив, Архиепископ поспешил усесться за свою трапезу. Слуги, приготовившие завтрак и накрывшие на стол, стояли рядом в ожидании команд. На завтрак Лутцио любил жареный стейк из телятины, украшенный кусочками овощей, пирог с яблоками и различные фрукты. И обязательно должно было быть красное сладкое вино. Все прихоти господина всегда исполнялись в полном объеме, иначе слуг ждало наказание.

У него во рту скопилось так много слюны, что ещё чуть-чуть, и она начала бы стекать по подбородку. Не в силах больше сдерживать себя, он приступил к трапезе. Забыв про какие-либо манеры, Архиепископ чавкал, громко отхлёбывал вино из бокала, а столовыми приборами он вообще пользовался в исключительно редких случаях, поэтому вся пища попадала ему в рот прямиком из его рук. Иногда Лутцио казалось, что еда, приготовленная по его предпочтениям, приносит даже больше наслаждения, чем плотские утехи с молодыми девушками.

Покончив с трапезой и вытерев руки о лежавший на столе белоснежный платок, он потребовал подать экипаж, чтобы отправиться сначала на утреннюю службу, а потом на встречу с императором для решения вопросов государственной важности.

Путь Архиепископа от особняка в Белый храм пролегал через крестьянские поля, засеянные пшеном и просом, а потом и через саму Алентру с её запутанными улочками и открытыми просторными площадями с памятниками героям прошлого. Карета, запряжённая двойкой серых лошадей, уже ожидала Лутцио возле крыльца дома. Выйдя на улицу, он подошёл к ней и открыл дверь, ухватился за внутреннюю ручку, поставил ногу на ступеньку, и вся карета под его весом накренилась. Сделав усилие, он всё-таки залез внутрь, от чего центр тяжести сместился назад, слегка приподняв вверх кучера, сидящего на козлах. Устроившись поудобнее, Лутцио нетерпеливо проворчал: