Зло во плоти, разрушитель и просто проклятье сейчас лежал в синей пеленке, которую перевязали красной лентой, чтобы различать малышей, сопел и даже не кривился, в отличие от старшего брата. Зрачки малыша еще покрывала младенческая пелена, не было пока ни густых ресниц, ни вьющихся волос, но материнские черты легко угадывались. И при виде ребенка внутри Мудзана расцветала безграничная нежность.

Луна неотрывно смотрела на мужа. Зная, как он поступил с прежней женой, она ждала приговора. Дали бы ей в руки нож – она бы непременно избавилась от второго младенца. Все, чего она сейчас хотела, – защитить себя. Мудзан посмотрел на нее. Его взгляд – такой люди часто сравнивают с лезвием – заставлял дрожать от страха. Все из-за цвета глаз – черного, беспросветного. Мудзан всегда смотрел так, словно видел саму душу.

Тишина длилась бесконечно. Пока Луна отсчитывала последние мгновения своей жизни, Мудзан с любопытством разглядывал детей. Старший явно вырастет могущественным, такую гримасу корчит, словно уже готов строить отца. Младший будет женским обольстителем: ну кто не купится на такой нежный и лукавый взгляд? Возможно, природа не ошиблась, возможно, Мудзан и правда слишком мягкий? Он всей душой обожает дочь и не сомневается в том, что она – его кровь, и готов подарить ей все на этом свете. А сейчас смотрит на того, кто, вероятно, разрушит его жизнь, но испытывает лишь безмерную нежность.

Никакие эмоции не отразились на лице Мудзана, он продолжал надменно смотреть на детей, а затем неуклюже ткнул пальцем в щеку младшего сына и тихо прошептал:

– Луна, спасибо… Тебе нужно отдохнуть. Позаботьтесь о ней и детях хорошенько, нужно выбрать им имена. – Поцеловав влажный от волнения и усталости лоб жены, Мудзан мягко улыбнулся, так чтобы увидела только она, и собрался уходить.

В глазах Луны эта улыбка выглядела приговором – он точно идет сообщать заклинателям, что его жена скончалась при родах. Просто не хочет ее пугать.

– Муж мой, дорогой, пожалуйста, давай все исправим, пока не поздно! Я не виновата! – почти перейдя на истерический крик и схватив мужа за край рукава, начала молить Луна. Были бы силы, она бы зарыдала, но…

Рука Мудзана взмыла вверх. Луна приготовилась к тому, что ее ударят, и сжалась, но ощутила лишь теплое поглаживание по щеке.

– Тише, ты устала, тебе нужно поспать. Спасибо, Луна. – Голос мужа звучал ласково и тихо. – Он мой сын, они оба мои сыновья, я никому не дам их обидеть. Даже тебе. Надеюсь, ты меня понимаешь? Знаешь, что бывает с теми, кто обижает моих детей? – Улыбка уже не выглядела милой, скорее безумной – вынужденная мера: пусть лучше она боится, чем наделает глупостей.

Уложив жену на подушку, Мудзан тихо вышел из комнаты.

Его плечи слегка подрагивали, щеки обдавало жаром. Он снова стал отцом, и его дети явно хотят разрушить его жизнь, но сейчас он счастлив. Он будет защищать их, любить, научит всему, что знает сам, и никогда не даст в обиду. Но если кто-то из сыновей все же решит пойти против воли отца – это будет его выбор. Пусть даже разнесут этот мир, последовав за трусливыми богами, сейчас его сыновья мирно спят и никому не приносят зла, а значит, заслуживают любви.

Так два кусочка одной души начали счастливо сосуществовать в мире. В мире, где люди боготворили старшего из близнецов и испуганно прятали глаза, встречая младшее бедствие.

Настоящее время

Иошихиро приложил ладонь ко лбу, помассировал виски.

– Я ничем не искуплю эту вину. Все, что мне остается, – это защищать тебя до конца своих дней. – Он прикрыл веки, и надоедливая прядь волос вновь упала на глаза.