Объявляют о приходе русского. Я вижу мужчину моего возраста, очень комильфо, одетого по-дорожному, немного тонкокостного. Он представляется, м-м Морен оказывает ему грациозный прием, он хорошо говорит, он грустно посмеивается, на меня почти не смотрит и не говорит ни слова м-ль Роман. К вечеру приходит г-н Морен, и русский дает ему флакон, наполненный белой жидкостью; затем он собирается уйти, но его оставляют ужинать.
За столом говорят о его замечательной жидкости. Г-н Морен говорит мне, что в три минуты она заставила исчезнуть ушиб на лице молодого человека, нанесенный отскочившим поленом, которое, как думали, проломило кость. Месье русский всего только потер его своей жидкостью. Тот скромно сказал, что это только пустяк его собственного изготовления, и он много говорил о химии с Валенгларом. Я был занят только моей красоткой, надежда овладеть ею завтра лишала меня аппетита. Когда я провожал Валенглара к нему на квартиру, тот сказал, что никто не знает этого русского, и, несмотря на это, он принят во всех домах.
– Есть ли у него экипаж?
– Ничего – ни слуги, ни денег, он здесь уже две недели; но он ничего ни у кого не просит. В гостинице ему предоставили кредит; полагают, что он ожидает откуда-то своих слуг и свой экипаж.
– Логичнее предположить, что он бродяга;
– У него не тот вид, как вы сами видели; и к тому же у него перстни с хорошими камнями. Их видели.
– Могут ошибаться. Он их продаст.
Когда я вернулся к себе, пришла Роза, чтобы причесать меня на ночь, продолжая при этом дуться. Я уговаривал ее быть повеселее, но, увидев, что она упорствует, сказал оставить меня спать и сказать отцу, что я хочу дать бал в следующую ночь в зале на первом этаже, примыкающей к саду, и ужин на восемнадцать-двадцать персон. На завтра с утра я подтвердил распоряжение, сказав, что хочу, чтобы его дочери тоже танцевали.
В тот момент, когда он выходил с Розой, вошла Манон и подошла к моей кровати, чтобы узнать, какие я хочу кружева; но это был только предлог: я нашел ее нежной как овечка и влюбленной как голубка, и мы покончили с вопросом; но момент спустя Роза преподнесла нам сюрприз. Она вошла вместе с Ледюком, который пришел спросить моего позволения тоже танцевать, обещая быть разумным, и Роза за него поручилась. Я согласился, сказав, что он должен благодарить м-ль Розу.
Я получил записку от М-м Морен, которая спрашивала, можно ли пригласить на мой бал двух дам, своих знакомых, вместе с их дочерьми, и я ответил, что она доставит мне удовольствие, пригласив также и мужей, имея в виду, что стол будет накрыт на двадцать человек.
Она пришла обедать вместе с племянницей и Валенгларом, ее дочь занималась своим долгим туалетом, а муж был занят делами до ночи; таким образом, мы обедали только вчетвером, но она заверила, что к ужину будет многочисленная компания.
Роман была в том же платье и причесана как обычно, но для меня она не могла показаться более красивой. Сначала, сев передо мной и касаясь своими коленями моих, она спросила, думал ли я о ее гороскопе. Я ответил, взяв ее за руку и заставив сесть мне на колени, что она получит его послезавтра. В этой позиции я десяток раз поцеловал очаровательный рот этого небесного создания, которому я был рожден составить судьбу, но она открыла его только для того, чтобы просить меня умерить свое пламя. Она была скорее удивлена, чем оскорблена, видя меня дрожащим, но, защищаясь от меня, она не нарушала спокойствия своего лба, не отворачивала лица, не отводила своих глаз от моих. Уступая ее просьбам, я успокоился, и она не двигалась. Я увидел в ее глазах выражение удовлетворенности, которую приносит победа, одержанная над сильным противником, когда побежденному говорят: «Нападай на меня еще, если тебе хватит смелости». Я молча аплодировал доблести великолепной Роман.