– Если я задержусь хотя бы на четверть часа, – сказал я Тирета, – ты меня не жди. Ты найдешь фиакры на улице. Мы увидимся завтра.

Вместо того, чтобы спуститься по лестнице, я вошел в смежную комнату через дверь из коридора. Две или три минуты спустя я увидел м-ль де ла М-р, которая, держа в руке подсвечник, сказала мне со смеющимся видом, что не могла понять, не сон ли это.

– Моя тетя, – сказала она, – велела мне не оставлять вас одного и сказать горничной, чтобы не входила, пока она не позвонит. Вы оставили «Шесть ударов» наедине с ней и она велела мне говорить тихо, потому что он не должен знать, что вы здесь. Могу я узнать, что это за странная история? Уверяю вас, мне очень любопытно.

– Вы все узнаете, мой ангел, но я замерз.

– Она велела мне также развести хороший огонь. Она стала очень щедра. Видите, вот свечи.

Мы сели у огня и я рассказал ей всю историю, которую она выслушала с большим вниманием, но не очень хорошо поняла то место, где речь пошла о том, чтобы объяснить ей сущность преступления Тирета. Я не преминул объяснить ей дело в ясных выражениях, сопроводив их также жестикуляцией, что заставило ее смеяться и краснеть одновременно. Я сказал ей, что, обустраивая ее тетушке сатисфакцию, я организовал все таким образом, чтобы наверняка самому оставаться все это время с ней наедине, и, говоря это, я в первый раз покрывал поцелуями все ее красивое лицо, что, поскольку это не сопровождалось никакими другими вольностями, она восприняла благоприятно, как неоспоримое свидетельство моей нежности.

– Две вещи, – сказала мне она, – я не понимаю. Первая – как «Шесть ударов» смог проделать с моей тетушкой это преступление, которое, как я понимаю, должно было прекрасно ощущаться атакуемой стороной, и было бы невозможно, если бы она не была согласна; это заставляет меня предположить, что моя добрая тетушка была согласна.

– Конечно, потому что она могла бы изменить позу.

– И даже без этого, поскольку, как мне кажется, от нее зависело сделать для него проникновение невозможным.

– В этом, мой ангел, вы ошибаетесь. Настоящему мужчине нужна только неизменность позиции, и он преодолеет барьер достаточно легко, Кроме того, я не предполагаю, что у вашей тети этот вход таков же, как, например, у вас.

– В этом отношении, я не поддамся и сотне Тирета. Другая вещь, которой я себе не представляю, это как она смогла поведать вам об этой обиде, которая, как она должна была понять, если у нее есть хоть капля ума, могла вас лишь рассмешить, как смешит и меня. Я не только не понимаю, на какого рода сатисфакцию она могла бы претендовать со стороны безумного грубияна, который, быть может, не придает этому событию никакого значения. Я полагаю, что он попытался бы сделать то же самое по отношению к любой персоне, сзади которой он оказался бы в этот момент умопомешательства.

– Вы рассуждаете правильно, потому что он сам мне сказал, что знал, что вошел, но по правде не знал, куда.

– Он странное животное, этот ваш друг.

– В том, что касается сатисфакции, на которую претендует ваша тетя, и которую она, возможно, рассчитывает получить, она мне ничего не говорила, но думаю, что эта сатисфакция должна будет состоять в признании в любви, которое он должен будет сделать в надлежащей форме, искупив тем самым свою вину, совершенную по недомыслию, и сделав его истинным любовником, так что он проведет эту ночь с ней, как если бы они поженились этим утром.

– Ох! В довершение всего, история становится совсем забавной. Я ничего не понимаю. Она слишком заботится о своей прекрасной душе; и еще, как вы хотите, чтобы этот молодой человек смог играть роль влюбленного, имея перед собой ее лицо? Он ведь не видел его, когда делал с ней это на Гревской площади. Видели ли вы когда-нибудь лицо, столь неприятное, как у моей тетушки? У нее лицо, покрытое пятнами, гноящиеся глаза, гнилые зубы, невыносимый запах изо рта. Она отвратительна.