Я снова следую за своей подругой-игроком, которая стоит, обернувшись.

Она останавливается перед банком сеньора Пьера Марчелло, также молодого и красивого, рядом с которым сидит м-м Венье, сестра сеньора Момоло. Она играет и проигрывает пять рулонов монет подряд. Не имея больше денег, она берет их из моего кармана, где у меня лежали четыре сотни цехинов. Золото идет пригоршнями, и в четыре или пять талий она вводит банк в агонию. Она отходит, и банкер делает ей комплимент по поводу ее счастья. Уложив в карман все это золото, я подаю ей руку, и мы спускаемся, чтобы идти ужинать. Заметив, что несколько любопытных следуют за нами, я сажусь в проходящую гондолу, которая отвозит нас, куда я хочу. Таким способом в Венеции ускользают от всяких любопытных.

Отлично поужинав, я опустошил мои карманы. Я оказался хозяином, в своей доле, почти тысячи цехинов, она попросила меня сложить ее цехины в рулоны, чтобы снова уложить их в ее маленький кофр и сохранить ключ. Я отдал ей, наконец, медальон, содержащий мой портрет, когда она упрекнула меня, что я не тороплюсь доставить ей это удовольствие. После того, как она безуспешно пыталась открыть секретный замок, она была счастлива научиться этому, и нашла меня очень похожим на портрет.

Поразмыслим, что у нас только три часа, я настойчиво стал просить ее раздеться.

– Да, – сказала она, – но будь умницей, потому что мой друг полагает, что ты можешь умереть от удара.

– А почему он думает, что ты избавлена от той же угрозы, хотя твои экстазы более частые, чем мои?

– Он говорит, что жидкость, которую выделяем мы, женщины, не может исходить из мозга, поскольку матка не имеет никакой связи с центром мыслительных способностей. Откуда следует, говорит он, что дитя не является ребенком матери в том, что касается мозга, являющегося средоточием мысли, но отца, и это мне кажется верным. В этой системе женщина обладает только тем умом, который ей необходим: у нее остается недостаточно, чтобы передать его дозу зародышу.

– Твой любовник ученый. Согласно этой системе, следует извинить женщинам все безумства, которые они творят из-за любви, и ничего – мужчинам. Вот почему я буду в отчаянии, если придется увидеть тебя беременной.

– Я увижу это через несколько недель, и если я окажусь беременна, тем лучше. Я приму мою участь.

– Какова эта участь?

– Я доверюсь полностью моему другу и тебе. Я уверена, что ни тот ни другой из вас не оставит меня рожать в монастыре.

– Это будет роковое событие, которое зависит от нашей судьбы. Я сочту себя обязанным выкрасть тебя и жениться на тебе в Англии.

– Мой друг думает, что можно будет подкупить врача, который определит во мне выдуманную болезнь, прописав мне направиться принимать минеральные воды в такое место, которое сможет позволить епископ. На водах я поправлюсь, затем вернусь сюда; но мне гораздо больше нравится, если мы соединим наши судьбы до самой смерти. Сможешь ли ты жить на свой вкус повсюду, как здесь?

– Увы, нет! Но с тобой, могу ли я быть несчастным? Поговорим об этом, когда настанет для этого час. Пойдем же ложиться.

– Пойдем. Если я зачну мальчика, мой друг хочет взять его себе как отец.

– Может ли он полагать, что это он?

– Вы оба можете рассчитывать на это, но некие различия мне укажут правду.

– Да, если, например, со временем он создаст красивые стихи, ты сможешь судить, что это его сын.

– Кто тебе сказал, что он умеет складывать стихи?

– Согласись, что он сложил шесть стихов в ответ на мои.

– Я не соглашусь. Плохие или хорошие, они мои, и я хочу тебе это доказать сейчас же.

– Отнюдь, нет. Пойдем ложиться, иначе Амур вызовет на дуэль Апполона.