Во Франции правительство действовало решительнее. В своих выступлениях перед палатами 19 и 24 мая по вопросу об отношении правительства к Стокгольмской конференции Рибо решительно заявил, что вопрос о мире не может быть делом партийным, а должен быть делом правительства, олицетворяющего волю народа; что вредно и опасно «внушать стране мысль, что мир уже близок, – мысль, которая может быть вызвана этого рода совещаниями», и что «мир может быть достигнут только путем победы». «Правительство выдаст паспорта для поездки в Петроград только в том случае, если при проезде через Стокгольм французские представители не подвергнутся помимо своей воли опасности встретиться с агентами неприятельских стран». Как Бонар Лоу, так и Рибо определенно намекали на то, что «соблазнительные формулы», «всеобъемлющие и двусмысленные», являющиеся «ловушкой» и отвергнутые палатой, «возникли не в Петрограде, а ввезены извне, и происхождение их слишком ясно».

Фиаско внешней политики Совета. При таком настроении, выяснившемся к концу мая, союзные правительства решили настоять на опубликовании своих официальных ответов на ноту Терещенко от 3 мая, возвещавшую новый курс русской внешней политики. Ответы эти лежали в министерстве уже давно – английский с 11-го, американский с 12-го и французский с 13 мая. Попытки М. И. Терещенко внести в них изменения, которые сделали бы их приемлемыми для Совета рабочих и солдатских депутатов, увенчались лишь очень слабым успехом для английской и французской нот и не имели никакого успеха с американской, лишь на день отсрочив ее опубликование. 27 мая были опубликованы первые две, 28 мая – последняя. Английская нота заявляла, что британское правительство «сердечно разделяет чувство» русской ноты; «оно вступило в эту войну не как в завоевательную», а для того чтобы «побудить к уважению международных обязательств», к чему «прибавлено ныне освобождение народностей, угнетенных чужой тиранией». Но нота осторожно напоминала, что ведь «свободная Россия объявила намерение освободить Польшу», не только Русскую, но и Германскую. Она напоминала и то, что «мы должны искать установления такого порядка, который… откинет всякие законные поводы к будущей войне». «Объединяясь с русским союзником в принятии и одобрении» принципов послания Вильсона к конгрессу, британское правительство заявляло, что в «общих чертах соглашения, заключавшиеся время от времени союзниками, сообразуются с указанными рамками». Однако же, «если русское правительство того желает, британское правительство совершенно готово исследовать со своими союзниками и, если нужно, пересмотреть эти соглашения». Французская нота была еще определеннее. Сославшись на декларацию 27 марта, которую правительство республики «приняло с чувством глубокого удовлетворения», и умолчав о новой ноте 3 мая, французская нота и в дальнейшем отвечала, собственно, на ноту П. Н. Милюкова от 19 апреля. «Правительство республики разделяет веру Временного правительства в восстановление политической, экономической и военной мощи страны. Оно не сомневается, что провозглашенные меры, имеющие целью улучшить условия, при которых русский народ намерен продолжать войну до победы над врагом, более чем когда-либо угрожающим его национальному достоянию, позволят ему прогнать врага из своей земли… и тем принять деятельное участие в совместной борьбе союзников. Таким образом, будут сведены на нет усилия, постоянно возобновляемые нашими противниками, с целью посеять раздор между союзниками и укрепить ложные слухи об их взаимных решениях». Далее делался ряд оговорок по поводу русской формулы. «Франция не помышляет притеснять ни одного народа, ни одной национальности, даже находящейся ныне в числе ее врагов. Но она желает, чтобы гнет, тяготевший над миром, был, наконец, уничтожен и чтобы были наказаны те, кто содеял поступки, покрывшие позором наших врагов в этой войне». Франция «предоставляет своим врагам захватные и корыстные помыслы», сама она «вступила в войну только для защиты своей свободы и национального достояния и для обеспечения в будущем всему миру уважения к независимости народов». К упоминанию о «независимости Польши, провозглашенной Россией», нота присоединяла восторженное приветствие «усилиям народов, делаемым в разных частях мира, народов, еще находящихся в оковах зависимости, осужденной историей». Прямо и определенно нота заявляла, что ко всем этим задачам, преследующим «победу права и справедливости», Франция «сама» присоединяет одну: «она желает возвращения верных и преданных ей областей – Эльзаса и Лотарингии» и «возмещения убытков за столь бесчеловечные опустошения,