Да и вообще, политика союзных держав склонялась более к миру, нежели к войне.

Австрийское правительство считало Наполеона достаточно ослабленным и надеялось при заключении мира получить беспрекословно свои прежние области в Германии и значительную часть Италии. К тому же ни император Франц, ни полководец его князь Шварценберг, по личным своим качествам, не надеялись играть первостепенной роли на полях битв и в советах европейской коалиции; напротив того, император Александр, постоянно деливший с войсками труды, лишения и опасности походной жизни, господствовавший в совещаниях силой слова, покорявший сердца благодушием и ласковым приветом, был, бесспорно, главой Союза, а король Фридрих-Вильгельм, будучи соединен с ним неразрывной дружбой, всегда и везде держал сторону России. Русские, устояв одни на европейском материке против завоевателя, покорившего своему произволу прочие державы, имели первый голос в ареопаге Европы. В таких обстоятельствах дальнейшее продолжение войны, могшее послужить упрочению преобладания России, казалось опасным Венскому Кабинету. Родство императора Франца с Наполеоном подавало Меттерниху надежду к заключению тесного союза с Францией для противодействия России и Пруссии, и потому австрийцы были готовы прекратить военные действия ценой всевозможных уступок французскому правительству.

Еще более желали мира южно-германские владетели, члены распавшегося Рейнского союза. С одной стороны, они опасались в случае возобновления Германской империи или разделения Германии на две части, австрийскую и прусскую (как предлагал Штейн), потерять верховную власть над своими землями либо лишиться части их при новом размежевании Европы, а с другой – их тревожили народные вооружения, Tugendbund и вообще всякое проявление духа самостоятельности их подданных. Невозможно было сомневаться в том, что все эти владетели, оставляя Наполеона и присоединяясь к враждебной ему коалиции, руководились не сознанием стыда повиноваться притеснителю их отечества, не убеждением в правоте дела, за которое подвизались союзники, а желанием сохранить свои владения. По мнению Штейна, надлежало поручить управлению Центральной комиссии не только области, завоеванные союзными войсками, но и вообще земли, принадлежавшие второстепенным германским владетелям; однако же все они, за исключением весьма немногих, предупредили угрожавшую им опасность, заключив чрез посредство австрийского правительства договоры о своем присоединении к коалиции. Венский Кабинет, способствуя германским князьям выйти из сомнительного положения, в котором они находились по отступлении французских войск за Рейн, имел в виду приобресть над ними влияние и чрез то не позволить Пруссии занять первое место в Германии^>6. Еще до сражения под Лейпцигом 29 августа (10 сентября) король баварский изъявил императору Александру[1] готовность свою пристать к коалиции против Наполеона, а 26 сентября (8 октября) был заключен в Риде союзный трактат между Австрией и Баварией, впоследствии утвержденный Россией и Пруссией. На основании этого договора, имевшего целью «определить последующие отношения германских владений» («fur die nachgerige Gestaltung der deutschen Verhaltnissen»), постановлены следующие условия: император австрийский обязался, за себя и за своих союзников, гарантировать королю баварскому полное и самостоятельное обладание всеми землями, коими он владел до начала войны, а король обещал немедленно присоединить свои войска к австрийской армии. По секретным условиям того же трактата, Австрия обязывалась, в случае ежели бы от Баварии при заключении общего мира отошли какие-либо области, настаивать на полном за них вознаграждении. Император австрийский и король баварский взаимно обязались в продолжение настоящей войны содержать постоянно в поле – первый 150 000, а второй 36 000 человек