. По-видимому, Фридрих-Вильгельм, все еще не надеясь побудить народ к общему вооружению, повелел 10 (22 февраля) обнародовать следующее объявление: «Король, находя, что, при общем достохвальном стремлении всех и каждого принять участие в защите отечества, необходимо обнаружить и подвергнуть наказанию немногие случаи малодушия либо хладнокровия к общей пользе, постановил, чтобы, во-первых, всякая передача недвижимых имений от отца к сыновьям, не состоящим на службе, считалась недействительной, если отец имеет менее 50, а сыновья достигли 24 лет и совершенно здоровы; во-вторых, каждый из уклоняющихся от службы по какому-либо ничтожному предлогу лишается прав состояния, поступает в опеку и не может ни носить прусскую кокарду, ни занимать общественные должности, и, в-третьих, каждый отец семейства либо опекун, затрудняющий своим сыновьям или состоящим в его опеке молодым людям вступление в военную службу, подвергается также потере прав состояния»[56].

Впоследствии оказалось, что прусский народ, возбужденный чувствами долга и чести, превзошел ожидания короля и изгладил память постыдных событий 1806 года. Еще до обнародования королевских указов о всеобщем вооружении на общем собрании областных депутатов Восточной Пруссии 24 января (5 февраля) по предложению генерала Йорка постановлено: набрать резерв в 13 000 человек для укомплектования его корпуса; выставить Ландвер силой в 20 000; сделать Ландштурм (поголовное вооружение) из всех людей от 18-ти до 45-летнего возраста и сформировать конный отряд из 700 охотников, которые обяжутся экипироваться на свой собственный счет и послужат рассадником для офицеров Ландвера[57]. Исполнение этого проекта было поручено комиссии под председательством бывшего государственного министра[58] графа Доны, а производителем дел назначен известный ненавистью к французам доктор прав Гейдеман[59].

Как только узнали в Берлине, тогда еще занятом французскими войсками, о призыве короля к вооружению, то в продолжение трех дней поступило в охотники 9000 молодых людей. Несколько дней спустя король усмотрел из окон своего бреславльского дворца значительный обоз: это были некоторые из берлинских охотников, приехавшие в Бреславль на 80 повозках. На вопрос Шарнгорста: «Убедились ли вы, Государь, в истине слов моих», король отвечал слезами, показавшими доблестному министру, что все прежние сомнения исчезли. И ежели призыв народа к оружию требовал некоторых побудительных распоряжений со стороны правительства, то, к вечной славе Пруссии, жертвы имуществом на алтарь отечества были принесены добровольно, порывом общего народного увлечения. По совершенному истощению Пруссии в 1813 году пожертвования частных людей не могли равняться с огромными суммами, предложенными дворянским и купеческим сословиями в Отечественную войну 1812 года. Но и в Пруссии, подобно тому, как было в России, каждый жертвовал многим и многие жертвовали всем. Большие города и зажиточные люди выставляли пеших и конных егерей в полном вооружении, нередко обязываясь снабжать их жалованьем в продолжение всей войны; другие, имевшие менее средств, жертвовали, по возможности, на вооружение и экипировку волонтеров; некоторые предлагали половину получаемого ими жалованья, пенсии, либо отдавали единственную остававшуюся у них пару серебряных ложек; довольно значительные суммы были присланы от лиц, пожелавших остаться неизвестными. Многие дамы жертвовали серьгами, браслетами и даже обручальными кольцами, изъявляя сожаление, что им нечего было дать более. В Бреславле, где присутствие короля, нашедшего там убежище от врагов отечества, возбуждало особенный восторг, одна молодая девушка, желая участвовать в пожертвованиях, но не имевшая ничего, отправилась к куаферу