– Это простое правило приличия. Которое всем следовало бы соблюдать, и которое отныне будут соблюдать в вашем отношении все прочие люди. По крайней мере, гарантированно – в этом доме.

Она продолжала смущённо улыбаться, и её лицо казалось мне крайне приятным. Уже вообразив себе взбалмошную и капризную юную даму, всему недовольную, да к тому же уставшую, я остался приятно удивлён её тихим поведением. Впрочем, знал я её от силы две минуты.

– Я рада с вами познакомиться, господин Ноторн. – Она присела в лёгком реверансе. Её живость и юность зачаровывала, но я был смущён таким жестом по отношению к себе, спеша ответно склонить голову.

– И я рад встрече, Алия.

– Что ж… – Тут же произнесла она, явно смущённая не меньше моего. Её взгляд всё ещё блуждал по перилам крыльца. – Если быть честной, то пропустив ужин и завтрак, я начинаю понимать насколько человеку сложно обходиться без еды…

Не дав ей договорить я, в полном остервенении за свою глупость, перебил её, неуклюже сдвинувшись на крыльце и пропуская её в дом:

– Прошу, проходите. Обед как раз уже готов.

Я слышал, как дождавшись этих слов, Олия спешно засеменила на кухню, готовая выносить подносы, и остался спокоен за дальнейшие действия. Прошелестевшая подолом своего платья Алия, словно дивное видение в этом забытом богами месте, в этих убогих руинах, показалась мне столь миловидным ребёнком, что мысли о её будущем снова заполонили мою голову. Мне даже защемило сердце от мысли, что ближайшие годы она проведёт в заточении этих стен.

За обедом девушка, хоть и явно была зверски голодна, вела себя крайне сдержанно и воспитанно, пускай и явно не была знакома со светским этикетом. Она будто инстинктивно понимала, как стоило себя вести или же настолько стеснялась, что всё выходило как можно правильней. Явно раздосадованная наличием в доме голодного ребёнка, Олия дважды предложила гостье добавку, а на третий раз без каких-либо слов принесла удвоенную порцию, которую, впрочем, Алия съела подчистую. Я был рад, что необходимость в разговоре отпадала, так как это позволяло мне расслабиться за приёмом пищи и вдоволь разглядывать свою подопечную.

Её мать может и не блистала красотой, что было бесспорно при воспоминании о сомнительных вкусах старшего брата, однако, эта юная леди, несомненно, в будущем могла бы состязаться в красоте с известными красавицами столичных салонов. Это было видно по её грациозным движениям, точёной фигурке без каких-либо угловатостей. Она была в том возрасте, когда ребёнок уже вовсю перенимал черты будущего взрослого человека, формировал не только тело, но и характер. Я казался сам себе ханжой, ловя эти оценивающие мысли и забивая их подальше, утыкая свой бессовестный взгляд в тарелку. Но снова и снова мой взгляд притягивали её лёгкие запястья, тонкая бледная шея, крошечный едва вздёрнутый нос и золотые, слегка завивающиеся волосы. Это платье, такое скромное, было ей к лицу лишь потому, что не оттеняло её собственной, чудотворной красоты, лишавшей меня способности связывать мысли. Один её глаз был слегка ярче другого, в чём я обвинил яркий дневной свет из длинных стрельчатых окон, однако в чудном очаровании этой детали она была ещё милее.

Никогда прежде я не видел пятнадцатилетних девушек такой красоты. Хоть и повидал их во времена своего сватовства целыми дюжинами. В таком возрасте дети становились зачастую причудливыми и, иногда и вовсе уродливыми, формы их тел искажались изменениями, этой трансформацией из неуклюжего птенца в горделивую молодую даму, а характер сохранял ещё детскую вседозволенность и наивность. В ней не ощущалось и следа этой детской лёгкости, но это наверняка следовало из-за смерти сначала матери, судя по тому, что она не осталась с ней, а оказалась тут, и, следом, отца. Теперь эту роль перенял незнакомец, в чьём неприветливо хмуром доме она оказалась, и эта перемена в жизни, бесспорно, сыграла с ней такую метаморфозу характера из инфантильности в скрытую задумчивость. Быть может, эти лёгкие, брошенные невзначай улыбки, были только маской для усталости и желания прийтись хозяину дома по душе. Но я отбрасывал эти рассуждения, так как считал, что слишком уж они заморочены и бесплодны.