– Не смей называть его чудовищем! Это вы чудовища, раз держите его здесь взаперти! Почему вы так поступаете с ним? Что он вам сделал? Он же просто случайно оказался здесь!…

Мать поднялась неуклюже с пола, держать за оцарапанную щеку, но её взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. Она замахнулась и со всей силы наградила Софи пощёчиной. Оцепенение охватило её едва устоявшую на ногах дочь, со слезящимися от боли глазами и вырывающимися судорожными вздохами из груди. Никогда прежде мать не поднимала на Софи руку. Никогда.

– Да что ты знаешь, дрянная девчонка? – Шипела она, словно была одержима самим дьяволом. – Ты возомнила себя самой умной? Возомнила, что можешь меня ослушаться? Что, твоё тупое любопытство удовлетворено? Так знай – он здесь не случайно. Он твой брат, Софи. Он выродок, которому среди нормальных людей нет места. И если бы не доброе сердце вашего отца, я давно бы покончила с этим позором. И я сделаю это к его возвращению, так и знай. Я так и поступлю, я покончу с этим. И всё это благодаря твоей любознательности, Софи. Похвали себя!

Всё тело Софи затрясло в безудержном желании разрыдаться, но слёзы были настолько крупными, что вырывались наружу как град. В комнату её отвёл, по приказу матери, Бафити. Её закрыли здесь на ключ и оставили, по всей видимости, до того времени, пока не приедет отец. Но тогда уже будет слишком поздно.

К утру она разорвала несколько своих платьев и постельное бельё, работая как можно более тихо, на длинные полоски, связав из них верёвку, и уже готова была, переодетая в более удобную одежду, выбираться через окно. Но в последний момент она выхватила из выдвижного отделения стола свой блокнот и заложила за пояс бриджей ближе к пояснице. Она уже была готова к предстоящему, собрав небольшой ранец полезных вещей и закинув его за спину. В такое время мать, как и большинство слуг, ещё спали – солнце даже не показалось на горизонте, стояли сумерки, а лужайку перед домом скрывал туман. Конечно же, она никогда не лазила по верёвкам и жутко боялась из-за этого свалиться на землю. Но нужно было торопиться. План был слишком уж сложным и чересчур рискованным.

Остриженные волосы лежали на полу у зеркала – ничего больше не мешалось и не закрывало взор. От прохладного лёгкого ветерка покалывало скулу, на которой расцвёл синяк. Руки время от времени соскальзывали, когда под ними были обрывки из платьев, а ногами в сапогах было сложно отыскать узлы на импровизированной верёвке. Благо, со второго этажа лезть было не так сложно. Едва оказавшись на земле, Софи облегчённо выдохнула, пригибаясь и оглядываясь, как лазутчик. С этой стороны дома почти не было окон.

В конце сада виднелся высокий сарай из почерневших от времени досок, к нему и поспешила Софи, стараясь издавать как можно меньше шума. Обыкновенно, он не был заперт, так как воровать там было особо нечего, да и самим воровством в квартале состоятельных и благопристойных людей заниматься было некому. В этой постройке хранились все рабочие инструменты. И лестница.

План Софи был достаточно прост: подняться на выдвижной лестнице на крышу второго этажа, с той стороны дома, где она покато выходила на третий, а там, у окна чердака, с помощью гвоздодёра избавиться от досок и помочь несчастному узнику выбраться из его темницы. И бежать. Так далеко и быстро, как только хватит сил. Она знала, что за её домом начинались фермы, что там можно было укрыться на полях и питаться овощами. Она даже прихватила взятую когда-то из кухни кулинарную книгу с собой и рассчитывала отыскать в сарае старые закоптелые кастрюли. Это было куда лучше, чем жить той жизнью, которая её ожидала в доме, в котором жила её озверевшая мать. Софи жалела об одном – что не могла взять с собой гитару.