Было бы наивно думать, что славянские племена в IX в. не имели ни государства, ни правил, ни органов, способных обеспечить устойчивые отношения между отдельными лицами и семьями. Как свидетельствуют византийские источники, в 860 г. русские дружины предприняли поход на Константинополь, который хотя и окончился неудачей, тем не менее мог состояться только при достаточно высоком уровне организованности, наличии власти, способной не только руководить войском, но и обеспечить его поход на Константинополь и ведение воинских операций. В 862 г. жители Новгорода избавились от господства варягов, что также возможно при высокой степени организованности народа и воинов. Как признает Б. А. Рыбаков, социально-политическая стратификация Руси этого периода выглядела следующим образом: великий князь, светлые князья, всякое княжье, великие бояре, бояре, гости-купцы, люди, челядь[381].

С появлением частной собственности общественные коммунистические способы распределения материальных благ уходят в небытие, становятся достоянием истории. Основным правовым способом приобретения прав на материальные блага другого становится обмен, а с появлением денег – договор купли-продажи, стороны которого хотя и были экономически и юридически взаимосвязаны, но психологически были часто ориентированы на завладение материальными благами не на сугубо эквивалентных началах, а вопреки им. Наиболее предприимчивые, но неразборчивые в средствах лица не гнушались время от времени надувать своих партеров по правоотношению, а то и вовсе использовать неправовые средства в виде кражи, разбоя или душегубства (убийства), что, в свою очередь, существенно увеличило число конфликтов, одну часть которых разрешали самостоятельно участники конфликта, а другую часть – общинные суды в сельских поселениях и суды веча в городах.

Идущее от общинно-родового строя обычное право закрепляло право кровной мести родственников убитого, а также право частного собственника убить вора, застигнутого с поличным в помещениях собственника. Санкционированием убийств нередко завершались и общественные суды. Недовольные их решением стороны прибегали к такому верному способу установления истины, как поле, завершавшееся зачастую убийством одной из стороны. Как свидетельствуют арабские путешественники Ибн-Даза и Мукаддези, даже решение князя носило в X—XI вв. рекомендательный характер, недовольные им стороны по взаимному согласию могли выйти на поле, чтобы разрешить дело «установлением» истинной Божьей воли. Лица, обвиненные в разбое и иных опасных для общества преступлениях, с санкции суда подвергались такому наказанию, как поток и разграбление. Таким образом, варварские способы правосудия не устраняли конфликты между членами общества, а, наоборот, плодили новые, чреватые дальнейшими санкционированными обычным правом убийствами.

Чем чаще потерпевшие восстанавливали собственное право убийством обидчика, тем шире становился круг лиц, готовых в порядке мести за своего родственника убить «правомерно» действовавшего потерпевшего. Взаимные убийства самым негативным образом сказывались на развитии общества, его благосостоянии, общество убивало само себя во имя «справедливости и правды». Общество несло ощутимые потери независимо от того, кто был принесен в жертву варварского права: виновное лицо или потерпевший. В любом случае оно несло ощутимый в условиях недостаточности населения ущерб: теряло отца семейства, храброго воина либо производителя материальных благ, купца или правителя.