Буддизм предлагал нечто совершенно иное: образец для государей.

В северном Китае практиковали буддизм Махаяны, который признавал существование многих божеств, обладавших той или иной властью. Эти божества не составляли пантеон, скорее, они все являлись Буддой в разных ипостасях – бодхисатвами. Просветлённые, достигшие нирваны и «освобождения из цикла перерождения и страдания», они избрали возвращение в мир, чтобы оставаться здесь до тех пор, пока все не будут спасены.^>4

Эти идеи были далеки от буддизма Тхеравады, распространенного в Индии и южной части Азии, в фокусе которого находилась индивидуальность. Вместо простого почитания тех, кто выбирал для себя отшельничество, буддизм Махаяны прославлял тех верующих, которые, приобретя больший опыт и поднявшись выше, трудились на благо менее сильных. Бодхисатвы были прообразами благих властителей, и буддизм Северной Вэй снабдил императора силой идеологии, санкцией цельной доктрины для того, чтобы подкрепить его намерение распространить мудрую и доброжелательную власть над народом. Вэй Сяо-вэнь и его бабушка строили великолепные буддийские храмы, обеспечивали их землёй и деньгами и подчеркивали свою склонность к религии тем, что заказывали огромные буддийские скульптуры, которые вырубались прямо в отвесных утесах вблизи от столицы Северной Вэй, города Пинчэн.^>5

Под их покровительством тысячи буддийских монахов прибыли с юга и запада в Северную Вэй, и буддийские монастыри начали появляться по всей стране. Один из наиболее известных, Ша-олинь на священной горе Соншан, был основан индийским монахом Бато. По условиям договора монахи были обязаны молиться за императора и за мир для всего народа Вэй. В систему молитв и медитаций входили определённые физические упражнения, служащие для концентрации разума. Согласно легенде, военачальники Северной Вэй, посетившие монастырь, увидев монахов, занимавшихся своими упражнениями, признали пользу этих движений для воинов и переняли их. Эти движения стали источником боевого искусства кун-фу.^>6

В 490 году вдовствующая императрица скончалась, оставив Вэй Сяо-Вэня в возрасте двадцати трёх лет единственным правителем. Он соблюдал три полных года траура, что по традиции полагалось для оплакивания матери, а не бабушки (для этого отводилось двадцать семь дней).^>7

Восток в эпоху короля Чансухо

Когда период траура окончился, император созвал предводителей кланов Северной Вэй, ставших придворными аристократами с китайскими именами, и отправился вместе с ними, по его словам, на рекогносцировку в Южный Китай. Но вместо этого он привел их руинам Лояна, старой столицы Цзинь, которую в 311 году силой и измором заставили сдаться. Он сказал: «Пинчэн – это место, откуда можно вести войну, но цивилизованно править оттуда не получится». Лоян, находившийся пятью сотнями миль южнее, был основным пунктом его плана по превращению Северной Вэй в могущзественную китайскую державу Он собирался восстановить Лоян, переместить туда правительство из старой столицы в Пинчэне, и также вырубить здесь две огромные статуи Будды на утесах у реки, протекавшей через Лоян, чтобы божественные глаза продолжали следить и за новой столицей.^>8

Строительство заняло девять лет, и Вэй Сяо-вэнь не дожил до его окончания. Он скончался от болезни в 499 году в возрасте тридцати двух лет; наследником стал его шестнадцатилетний сын Вэй Сян-У. Отстроенный город, со стенами толщиной в восемьдесят футов и пятью сотнями буддийских монастырей внутри, в годы наивысшего расцвета стал местом жительства более полумиллиона человек. В городе разговаривали только на китайском языке, в богатой городской библиотеке была собрана китайская классическая литература для обучения будущих чиновников Северной Вэй. Бывшие варвары приближались к тому, чтобы затмить славу Цзинь.