Были приняты меры, чтобы послать в Петроград особо «верные» войска, в том числе «дикую дивизию» (состоявшую из татар, осетин и чеченцев), входившую в конный корпус под командованием генерала Крымова.
Учитывая, что немецкие войска заняли Ригу, Корнилов потребовал подчинения себе войск столичного гарнизона, находившихся в непосредственном ведении правительства, а также расширения компетенции военных трибуналов и восстановления в тылу смертной казни.
Керенский отклонил эти требования. Получив информацию о намерении Корнилова приступить к осаде Петрограда, ввести там военное положение и свергнуть правительство, Керенский сместил главнокомандующего, который после разоблачения решил действовать открыто и отказался уйти в отставку.
Конфликт был неизбежен. В то время как Корнилов продвигал свои войска к столице, Керенский, покинутый министрами-кадетами, подавшими в отставку, начал переговоры с Исполкомом Совета по поводу образования Главного земельного комитета. Служащие почты, телеграфисты, солдаты и железнодорожники отреагировали мгновенно; они вывели из строя систему связи, а лояльные войска столичного гарнизона выступили навстречу солдатам Корнилова, чтобы объяснить, каковы подлинные планы мятежного генерала.
Угроза мятежа превратила Керенского в главу революции. Революционная солидарность проявилась полностью: большевистских лидеров выпустили из тюрьмы; большевики приняли участие в работе земельного комитета и Комитета народной обороны против контрреволюции, созданного под эгидой Советов.
За несколько часов мятеж был ликвидирован. Генерал Крымов покончил жизнь самоубийством, а Корнилов был арестован.
Без корниловского мятежа, скажет позже Керенский, не было бы Ленина. И он был, несомненно, прав: в политическом плане мятеж резко и полностью изменил ситуацию. Кадеты, открыто поддержавшие Корнилова и ушедшие в отставку из правительства в разгар кризиса (27 августа), были дискредитированы. Керенский писал, что он испытал «глубокое разочарование», поняв, что оставлен «политической элитой нации» и что не может больше рассчитывать на ее поддержку и авторитет, которым она пользовалась у военных, чтобы создать противовес Советам и влиянию большевиков. Последние решили принять участие вместе с партиями большинства в Совете (меньшевиками и эсерами) в сопротивлении мятежу под лозунгом: «Долой Корнилова! Никакой поддержки Керенскому!», который позволил им бороться с реакцией, как того требовало общественное мнение, и заранее лишить Керенского кредита победы.
Большевики были главными героями дня, так как их лидеры были выпущены из тюрьмы или смогли выйти из подполья, куда их загнали после «июльских дней». Эффективность и быстрота отпора рабочих, особенно в Петрограде, где большевики мобилизовали с помощью завкомов, районных советов и рабочей милиции около 40 тыс. человек (из которых 25 тыс. имели оружие) за несколько часов, дают основание предположить, что сплоченность руководящих инстанций и рабочей базы движения усилилась за семь недель подполья.
Возрождение большевизма, который кадеты поторопились похоронить («Большевизм умер, так сказать, скоропостижно», – гласил заголовок статьи в «Речи» от 8 июля), было на самом деле симптомом двух скрытых феноменов, гораздо более важных, чем корниловщина: радикализации масс, которым полгода спустя после Февральской революции не терпелось воспользоваться ее результатами, и краха всех созданных ею институтов.
Два месяца, отделявшие провал корниловского мятежа от взятия власти большевиками, были отмечены ускорением распада общества и государства в условиях острого экономического кризиса. В армии мятеж уничтожил последние остатки доверия к офицерам. Он показал также, в какой степени оперативные приказы могли служить прикрытием для контрреволюционных маневров. Бдительность была необходима больше, чем когда-либо. Поэтому все приказы командования анализировались, дискутировались и ставились под вопрос.