Тамара кивнула и повела меня к выходу со двора. До метро мы шли очень быстро, почти бежали. Попали в пиковое время, и я вспомнила это «незабываемое» чувство, когда не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой.

Когда мы наконец вышли на нужной станции, у меня было ощущение, словно нас прокрутили в мясорубке. Тамара остановилась и задумалась.

– Что случилось?

– Пытаюсь вспомнить, в какую сторону выходить. А, кажется поняла! Нам туда!

Мы помчались к выходу. Народу было уже поменьше. На улице я вдохнула полной грудью загазованный, но такой приятно-прохладный воздух! И вдруг почувствовала, что вся одежда на мне безнадёжно пропахла дымом.

– Идёмте, нам сюда, – сказала Тамара и потянула меня в сторону невзрачного двора.

До меня донеся запах жареной курицы. В двух шагах стоял ларечек. Здесь в полных антисанитарных условиях крутили шаурму. Захотелось есть, но я решительно отвернулась и поспешила за Тамарой. Ещё не хватало всякую гадость на улице есть.

Квартира, в которую мы попали, была ужасна. Крошечная, тёмная, со старым ремонтом! Состояла она всего из двух комнат, одна из которых была проходной! Хрущёвка. Ну вот почему мне так не везёт?

– И как долго мы здесь пробудем? – с ужасом спросила я Тамару.

Та пожала плечами и порылась в холодильнике.

– Ассортимент продуктов не очень большой, но я сейчас что-нибудь соображу на ужин. А вы пойдите пока, примите ванную, отдохните.

В ванной картина была не лучше: старая, обшарпанная чугунная ванная, убогая плитка, хлипкая занавеска! Унитаз стоял тут же и «радовал» глаз ржавыми подтёками. Мне стало дурно. Это какой-то кошмарный сон!

Наконец пересилив себя, я всё же приняла душ. Хорошо, что полотенца были новые и приятные на ощупь. Чтобы не надевать пропахшую дымом одежду, я просто завернулась в одно из них и вышла.

Тамара уже приготовила салат, сделала отбивные. Она накрыла маленький старенький столик на кухне и извиняющимся голосом сказала:

– В квартире больше нет столов. Вы уж извините, есть придётся на кухне.

– Да ладно, – махнула я рукой. – Если день не задался, то не задался во всем. Там есть что выпить?

Тамара пошарилась на полках и нашла бутылку приличного виски. Похожую я дарила недавно Владимиру Николаевичу на день рождения.

– Выпьешь со мной?

Тамара кивнула и достала два стакана. Они были обычными, гранёнными, но никаких других не было. Мы чокнулись и выпили. Потом сели ужинать.

– Как думаешь, долго это всё будет продолжаться? – спросила я Тамару.

– Понятия не имею, – вздохнула та. – А Владимир Николаевич? Он поправится?

– Надеюсь, – сказала я. – Мне будет не по себе, если он умерёт из-за меня. Но как мы узнаем? Телефоном пользоваться всё ещё нельзя.

– Но кто-то же должен вам позвонить? Вечером?

– Да. Владимир Николаевич сказал включить телефон ровно в 9. А сколько сейчас?

– Уже восемь, – сказала Тамара, глядя на настенные часы.

– День пролетел незаметно. В какой момент всё поменялось? Вроде только всё хорошо было, мы грелись на солнышке, наслаждались жизнью и раз! Как отрезало.

– А мне вот в детстве цыганка нагадала, что я до старости не доживу, причём умру не своей смертью. Ох, убьют меня! И зачем я только в эту проклятую Москву поехала?

– Затем же, что и все остальные, – пожала я плечами. – За деньгами. Давай ещё выпьем.

– Да, возможно последний раз пью, – со вздохом сказала Тамара, разливая виски.

Я выпила и сказала:

– Перестань себя хоронить! За свою жизнь бороться нужно!

– Нужно, только сил нет. Устала я, – и она, опустив голову на руки, захрапела.

Надо же, я даже не успела заметить, как она опьянела. Для меня виски был анестезией от общения с Лёвой, поэтому, чтобы так же опьянеть мне нужно было очень много выпить.