– Приветствуем тебя, мастер искусства душевного! Дал ты пищу сердцу моему! Я твёрдо только что решил не влюбляться никогда! – поздоровался так, конечно же, Горшок.

– Здравствуй поэт. Меня зовут Кий, а это друг мой Горшок. Мы путешествуем, и нам очень понравилась твоя былина.

– Добрый вечер, путники. Я Демьян. Рад, что вам пришлась по нраву моя печаль-тоска.

– А кто же из красавиц здешних, та самая Адварпена? Не было ли её среди всех этих дев, что приходили тебя послушать? – поинтересовался Кий.

– Эх, – снял с плеч ремень от гуслей Демьян, – да что там те красавицы. Нет среди них такой, что могла бы сравниться с той феей.

– Так песни твои о фее? – удивился Горшок.

– О ней самой, повелительнице мух.

– А знаешь ли ты, что есть у тебя ненавистница песен твоих? Да и она же слёзы льёт по тебе, – спросил князь.

– Знаю. Люба это. Да не лежит моя душа к ней, не лежит и всё, – ответил со вздохом молодой музыкант. – Я совсем забыл о традициях! Негоже путников у порога держать, проходите в дом, милости прошу!

– А с животными местными ты дружбы-то не водишь? – пошутил Горшок, вспоминая недавний приют.

Демьян то ли не понял вопроса, то ли его не расслышал, лишь пропустил друзей вперёд и затворил дверь своего дома, с крыши которого свисал густой плющ, покрывавший все стены, крыльцо и даже окна.

– Ну что, ужинать будем? – зажигал свечи по дому хозяин.

Комнат было две. В избе просторно и прибрано. Кровати, стол, лавки, всё как обычно. На стене, около печки, висел расписной ковёр вишнёво-малинового цвета.

– Фазанина у меня была днём, да дело уж к ночи, могу орехов достать из погребка, да ягод. Самовар поставить?

Не успели молодцы обговорить застолье, как озарилась комната белым светом дня, по потолку побежали тени. Стало светло, подул слабый ветер со странным запахом. Посреди дома стояла Адварпена. Высокая, стройная, в белом, как молоко, пышном платье с рюшами. На спине, едва заметно, помахивали два чёрно-коричневых изящных крылышка. Её волнистые длинные волосы были белее муки, а на голове блестела корона из белого золота. Она стояла, сцепив пальцы бледных ладоней. Большими чёрными глазищами, с длинными черными ресницами, она впилась в Демьяна.

– Красивая песня твоя удалец, – шепчущим голосом, лукаво улыбнувшись, протянула фея. – Мне льстят слова твои о красоте моей.

Гусляра словно жар хватил! Как сорвался, будто он с цепи! Кий с Горшком смотрели, как недавно спокойный, тихий парень менялся на глазах.

– Все былины мои лишь о тебе! О, Адварпена! Я жизни своей не пожалею отдать за твою любовь! – молил он, уже стоя перед ней на коленях.

– Об этом знаю я, ты повторял уже не раз, – разворачивалась спиной Адварпена, начиная исчезать в ярком свете.

– Постой, молю! – упал руками на пол, преисполненный чувствами, Демьян. – Как мне увидеть тебя вновь?! Скажи только! – протянул к ней ладонь парень.

– На капище, – обратила она, в пол оборота, свой хитрый взор на Кия. – Идол мой поставишь среди чуров и… – приподняла она бровь, уже глядя на Горшка, – яблочек мне к нему поднесёшь.

Вся магия испарилась вмиг, белый свет погас, оставив освещать комнату нескольким горящим свечам. Фея визжала как поросёнок, а на голове у неё сидел домовой и трепал королевну за волосы и корону. Никто не заметил, как маленький хранитель очага вылез из-за печки и кинулся изгонять нечисть из дому.

Испуганный и ошарашенный Демьян, всё ещё стоя на четвереньках, повернулся к гостям просить о помощи. Ведь как же так, волос же сейчас упадёт с его любви. Но то, что он увидел, в тот момент едва не лишило его сознания. Кий и Горшок, как ни в чём не бывало, низко склонялись и протягивали руки, от сердца до самого пола, почитая домашнего дедушку. Домовой плюхнулся на пол. Адварпена исчезла, и крики вместе с ней, вновь возвратив летнюю ночную тишину.